— Ну как у тебя дела? — спросил Султан.

— Хорошо, — тихо ответила Асет.

Султан белозубо улыбнулся. Это был невысокий, кряжистый мужчина лет сорока с короткой, но чрезвычайно густой бородой, смуглым лицом, покрытым маленькими черными точками («Это следы пороха от взорвавшегося ствола», — знала Асет), и черными, невыразительными глазами.

Султан посмотрел на наручные часы и сказал:

— Через десять минут на занятие.

— Да, я знаю, — кивнула Асет.

Султан. еще раз провел ладонью по ее волосам, затем повернулся и зашагал к брезентовой палатке, прикрытой сверху желто-зеленой маскировочной сеткой.

Асет вспомнила, как родственники провожали ее в лагерь. Мать не плакала, лишь плотно сжимала бледные, бескровные губы. Все свои слезы она выплакала после смерти Магомета. Выплакала тайком, чтобы никто не видел, потому что Магомет был предателем. Его арестовали федералы, когда он лежал в погребе со сломанной ногой. Пришли и сразу полезли в погреб, как будто знали. Откуда знали? Непонятно. Кто-то видел, кто-то рассказал. Это было печальней всего — Магомет стал предателем из-за того, что предали его. Если бы его не предали, он бы до сих пор воевал с неверными, а если бы его убили в бою, вознесся бы в рай — пить мед и молоко. Хотя Магомет вряд ли бы пил молоко, он никогда его не любил. Он бы, наверное, предпочел чистый напиток с имбирем.

Асет закрыла глаза и представила себе Магомета, лежащего под сенью темно-зеленого дерева с хрустальной чашей в руке. Он был такой же, как при жизни, — молодой, веселый, смешливый. «Ну что, сестренка, — сказал бы он. — Выпьешь за мое здоровье?» А Асет бы нахмурилась и топнула ножкой. Разве можно предлагать такое маленькой девочке? (В своих мечтах о рае Асет почему-то всегда представляла себя маленькой девочкой, так было веселей и радостней.) А Магомет подмигнул бы ей и сказал: «Ладно-ладно, шучу. Ишь какая строгая. Тебе нужно было родиться джигитом». Джигитом… Это он, конечно, шутил. Асет всегда была робкой и неуверенной в себе девочкой, она боялась мышей и змей, и Магомета это страшно веселило. Однажды он даже подложил ей в ботинок живую мышку. Ох и визжала тогда Асет! А он стоял рядом с растерянным видом, держал на ладони мышку и, показывая Асет, какая мышка красивая и нестрашная, уговаривал ее замолчать.

Асет улыбнулась, но тут же вспомнила, что Магомет грешник, и нахмурилась. Да, ее брат был грешником, но она могла спасти его. Но для этого она должна воевать как настоящий мужчина, она должна сделать то, чего не смог сделать ее брат.

Она вспомнила свой разговор с Шамилем Басаевым. Он тогда пришел к родителям Асет поговорить о Магомете.

— Ты не должна обижаться на моих бойцов, — сказал Шамиль. — Они сделали правильно.

Мать Асет молчала.

— Молчишь, — констатировал Басаев. — Правильно делаешь. О таких вещах нужно молчать и переживать в душе. Ты ни в чем не виновата. Он просто был слабый, твой сын. Он мог выбрать смерть, но он выбрал предательство. Он поступил как шакал.

— Мой Магомет был хороший мальчик, — сказала тогда мать. — Он был воином Аллаха. Наверное, его сильно пытали, раз он перешел на их сторону.

— Конечно, пытали, — подтвердил Шамиль. — А ты думала, они ему чай с вареньем предложат? Они ведь звери, эти русские. Но Магомет должен был терпеть, потому что он мужчина. — Шамиль поморщился. — И хватит об этом. — Тут он заметил Асет, которая сидела в углу на стуле с выражением покорности судьбе на чистом, юном лице.

— Это твоя дочь? — спросил Басаев мать Асет.