Мы снова вышли в прихожую. Я обмакнул руку в святую воду, перекрестился. А потом мы повели Стивена по Уотермил-лейн в Сад Брэддока и показали глинистый пруд. Стивен икринки раздвинул, глубоко погрузил руки в белесую воду и вытащил пригоршню бледной глины — вода с нее так и капает.

— Бесподобно, — выдохнул.

Встал, поднял ее к лицу. Вода из нее сочится, капает между нами на землю.

— Вот это оно. Настоящий материал.

И пододвинулся ко мне поближе.

— Поздоровайся с ней, — говорит. Потом рассмеялся: — Только представь, что мы из этого сможем сотворить!

7

Вечер субботы на той же неделе. Я пошел в нашу церковь Святого Патрика. Встал на колени в темной исповедальне. Вижу через решетку лицо отца О’Махони. Подумал: может, стоит изменить голос? Вот только я знал, как всегда, что ничего из этого не выйдет. Он, ясное дело, догадается, что это я. Да и какая разница? Нет во мне ничего особенного. В те времена прегрешения у меня были мизерные, малозначительные. Многие и вовсе выглядели так, будто я их просто выдумал.

Я начал со слов, которым научился еще совсем мелким:

— Благословите меня, святой отец, ибо я грешен. Две недели прошло с моей последней исповеди.

— Да, сын мой?

Вздохнул, ждет.

Лучше всего начать с самого плохого.

— Я пил вино для причастия, святой отец.

— Вот как? Это называется кражей и кощунством.

— Да, святой отец. Я понимаю. Грешен, святой отец.

— Прощения просить тебе придется не у меня.

— Знаю, святой отец.

— Будешь еще так поступать?

— Никогда, святой отец. А еще я крал у отца сигареты.

— И курил их?

— Да, святой отец. И еще сигареты отца другого мальчика. А еще я желал чужого добра. Чужих денег, святой отец. И обзывал людей нехорошими словами. И…

— Вот как? И какими именно словами?

— Рыборожим, святой отец.

— Рыборожим?

Я услышал, как он фыркнул от смеха.

— Да, святой отец.

— Это ужасно. Что еще?

— Я смеялся над чужими бедами.

— Это жестокость и желание причинить боль.

— Да, святой отец. Знаю.

— Намерен ли ты вести себя иначе, сын мой?

— Да, святой отец.

— Что-то еще хочешь сказать?

Я стиснул зубы. Подумал про старшую сестру Джорди, Норин. Ей было шестнадцать, она училась в шестом классе. Обалденно красивая.

Он подождал. Вздохнул.

— Что-то еще хочешь сказать? — повторяет. — Помни, Богу все ведомо.

— У меня были нечистые помыслы, святой отец.

— Вот как?

— Да, святой отец.

— Поступал ли ты в соответствии с этими помыслами?

— Что, святой отец? Что вы, святой отец!

— Вот и отлично. Что-то еще?

— Нет, святой отец.

— Сожалеешь ли ты о своих прегрешениях?

Я помедлил, задумался. Мелькнула мысль о горьком, заманчивом вкусе сигарет. Подумал про Норин — прошлым летом я видел, как она лежит у Джорди в саду.

— Ну что? — не отступал священник.

— Да, святой отец. Безусловно, святой отец.

Я увидел, как рука его движется на фоне лица — он отпускает мне грехи.

— Грехи твои прощены, — говорит. — Пять раз прочитай «Аве, Мария» и «Отче наш» и обещай, что не станешь грешить.