Нос ей могли бы восстановить пластические хирурги, но она, как большинство сидхе, в человеческую медицину не верила.
– А она знала, что ты собираешься ко мне?
– Да.
– Но зачем ей желать мне вреда?
– Возможно, она не тебе желала вреда, – сказал Дойл.
– А как же?
– Тебе я бы никогда ничего дурного нарочно не сделала, но этих двух... – Ба ткнула пальцем себе за спину на Шолто и вперед на Дойла, – этих двух я б прикончила в охотку.
– Ты все еще этого хочешь? – негромко спросила я.
Она задумалась, потом сказала:
– Нет, убить не хочу. И царь слуа, и Мрак теперь твои, Мерри, а союзники они сильные. Я тебя такой силы не лишу.
– А то, что они отцы твоих правнуков, для тебя совсем не важно? – спросила я, глядя ей в глаза.
– Для меня ничего нет важнее, чем то, что ты в тяжести. – Она улыбнулась, и все лицо ее осветилось радостью. Эта улыбка озаряла все мое детство, я ее ценила всю жизнь. Подарив мне эту улыбку, Ба сказала: – А уж двойняшки – так хорошо, что поверить боюсь.
Она снова посерьезнела.
– Что такое, Ба? – спросила я.
– У тебя кровь брауни в жилах, дитятко, а теперь один твой ребенок родится с кровью слуа, да и у Мрака в крови чего только не намешано. – Она покосилась на ночных летунов, облепивших стены.
Я понимала ее тревогу. У меня внутри сейчас вызревал весьма многообещающий генетический коктейль. Я этому могла только радоваться, но Ба тревожилась, и это было мне совсем некстати.
Она вздрогнула, как от внезапного холода:
– Я теперь в тайны Золотого двора не вхожа, но догадываюсь, что Кэйр за такое дело предложили такое, чего ей страстно хочется. Она моей жизнью рискнула, выставив меня на этих двоих. – И она снова ткнула в них пальцем.
Подумав, я поняла, что она полностью права. Она вполне могла потрепать Дойла и Шолто, потому что они не хотели бы ее сильно травмировать – значит, могли промедлить. Но если бы она обратила агрессию на меня или начала бы им угрожать всерьез, им бы пришлось ответить в полную силу.
Я представила мою Ба в противостоянии с Дойлом и царем слуа, и похолодела. Наверное, мысли отразились у меня на лице, потому что Дойл отодвинулся от Ба подальше. Рис все еще не пускал ее к моей постели – точнее, стоял у нее на пути, да она и сама не пыталась подойти ко мне. Понимала, наверное, что стражи какое-то время будут осторожничать. И правильно, потому что чары иногда действуют даже после удаления их материального носителя. Пока чары Кэйр не изучены, никто не знает, что они могут сделать.
– Но ради чего она решилась бы рискнуть жизнью собственной бабушки? – изумленно спросил Гален.
– Я знаю, пожалуй, – сказал Дойл. – Я побывал при Золотом дворе в образе собаки. Адских гончих там считают пока просто собаками и говорить при них не стесняются.
– Ты что-нибудь слышал об этих чарах? – спросил Рис.
– Нет, о родственниках Мерри. – Дойл шагнул и взял меня за руку – это было приятно. – При дворе немало тех, кто из-за внешности Кэйр не хочет появления Мерри на троне. – Он поклонился Ба: – Мое мнение иное, но Золотой двор вторую твою внучку считает уродом, да и Мерри тоже, поскольку она слишком похожа на людей. Ее рост и округлости им нравятся не больше, чем лицо Кэйр.
– Самовлюбленные мерзавцы они, Благие, – сказала Ба. – Я среди них столько зим прожила, за принца их вышла, а все равно они мне не простили, что я похожа на брауни. Пошла бы я в отцовскую родню, в людей, они бы, может, лучше ко мне были. Но кровь брауни побила человеческую, и вот, больше ничего они не видят!
– Твои близнецы обе красавицы, и – кроме цвета глаз и волос – совершенные сидхе. |