«Господи, — подумала она. — Что же это?»

— Селестина — дочь Адриана, — объяснила Керстин. — Ты, конечно, знаешь это.

— Нет, я ничего не знала, — ответила Анна-Мария, пытаясь собраться с мыслями. Она поспешила исправить не слишком удачное замечание, протягивая девочке руку. — Но я и с директором Брандтом знакома еще не очень хорошо. Здравствуй, Селестина, рада познакомиться с тобой!

— Фрекен Селестина, если не возражаете, — отвечала девочка, не делая и попытки поздороваться — так что Анне-Марии пришлось опустить руку. Она чувствовала себя довольно глупо. — Ты просто какая-то учительница. И вовсе не такая красивая, как моя мама! Ты вообще не красивая!

— Ну-ну, Селестина, — с мягкой укоризной проговорила бабушка. — Мы знаем, что нет никого красивее твоей мамы, но так не говорят. Нельзя никого обижать.

Девочка фыркнула и, надув губы, отвернулась к отцу, который успокаивающе похлопывал ее по руке.

«Селестина боится, — удивленно подумала Анна-Мария. — Боится, что я отберу у нее отца. Но ведь я не… Или же я?»

Был подан чай и вкуснейшие маленькие пирожные, и Анна-Мария сидела с ними, а они говорили друг с другом так, как будто ее здесь и не было. Они обращались к Адриану, постоянно вспоминая, какая чудесная жена у него была, и «а ты помнишь, как тогда?», и они относились к ней, Анне-Марии, как к человеку менее знатного происхождения, хотя и были довольно доброжелательны. Она обратила внимание, что время от времени женщины обменивались взглядами, значения которых она не понимала. Похоже, Адриану нравилось быть главой семьи, которому все доверяли и которым все восхищались.

Правда, его мать один раз снизошла и поинтересовалась ее родственниками и прочим, и здоровьем бабушки Ингелы, и как Анна-Мария представляет себе свое будущее. Неужели она думает всю жизнь зарабатывать на пропитание учительским трудом?

Анна-Мария не могла отделаться от мысли, что эти участливые вопросы задавались не без задней мысли.

Когда допрос был окончен, они вновь стали говорить поверх ее головы, как будто ее здесь не было.

И по правде говоря, она обрадовалась, когда визит подошел к концу. Селестина ушла спать, и это было замечательно. Девочка пару раз довольно сильно пнула ее ногой под столом и показала язык. Если бы на месте Анны-Марии была Винга или какая-нибудь другая более непосредственная женщина из рода Людей Льда, она тут же показала бы язык противному ребенку в ответ.

Но Анне-Марии Ульсдаттер подобное и в голову прийти не могло.

Когда она собралась уходить, все дамы внезапно стали так ужасно доброжелательны и внимательны к тому, что она существует, и сердечно приглашали ее заходить еще. «Ведь она может оказать такое хорошее влияние на бедную маленькую сиротку Селестину…»

Хорошее влияние? Она? Девочка ее явно не переносит, что же они имеют в виду?

Адриан пошел ее проводить. Ветер трепал их одежду.

— Да, вот и настоящая осень, — прокричал он ей.

— Что? — крикнула она в ответ.

Ему пришлось повторить свое глубокомысленное замечание.

Но вот они дошли до домов, и под их прикрытием можно было говорить спокойнее.

— Мне казалось, ты овдовел недавно, — удивленно сказала Анна-Мария.

— Да. Года не прошло.

— Но… Я поняла так, что твоя жена умерла при родах. А ведь Селестине пять лет!

— Селестина — наш первый ребенок. Моя дорогая Фанни носила нашу вторую дочку, когда случилось несчастье. И мать, и ребенок погибли.

— О, мне очень жаль!

— Да, такую жену, как Фанни, забыть нелегко.