Пока Нита одевалась. Кит поднял глаза к небу и, прищурясь, разглядывал золотящийся по краю серебряный диск. Потом перевел взгляд на едва колышущееся в темноте море.
— Вот тут-то нас и убьют? — словно бы ни к кому не обращаясь, прошептал он. Нита едва услышала его слова.
— М-мда-а, — промычала она, уселась на влажный песок и тоже поглядела на тяжело перекатывающиеся волны.
— Как же они это сделают? — спросил Кит, натягивая куртку-ветровку. Нита пожала плечами:
— Понятия не имею.
Кит подошел и стал рядом.
— А твои могут отослать меня домой, — сказал он с грустью.
— Могут, — согласилась Нита.
Они с трудом вскарабкались на последнюю дюну и сверху поглядели на бегущую к их дому дорожку. Окна верхнего этажа были ярко освещены. На первом этаже света не было. Очевидно, Дайрин отослали спать.
— Нита… — Кит запнулся и с трудом договорил: — Что ты собираешься делать?!
Она поняла, о чем он спрашивает.
— Я поклялась, Кит. И я буду петь. Я должна это сделать.
— Ты имеешь в виду, что собираешься…
— Нет. — Она напрягла всю волю, чтобы не выдать горечи и страха, переполнявших ее. Она не хотела сейчас даже думать об этом, а тем более говорить, потому что и сама еще не была уверена в том, как поступит.
— Я им для Песни не нужен, — сказал Кит.
— Мне тоже так кажется.
— Ага. — Он помолчал мгновение. — Слушай, а давай скажем твоим родителям, что я во всем виноват. Пусть они обрушатся на меня. Даже отошлют. Зато ты сможешь выходить из дому…
— Ничего не выйдет, — отмахнулась Нита. — Они не поверят. Вчера я обещала маме быть дома вовремя… и не сдержала слова. Сегодня я ускользнула без спроса, да еще из-под замка. Да, скандала не миновать…
— Ты думаешь?
— Знаю. — Мысль о том, что родители станут врагами, не желающими ничего знать и понимать, придавливала к земле тяжелее камня.
Единственное утешение, думала она, что завтра все будет кончено. Навсегда.
— Пошли, — сказала Нита, решительно направляясь к дому.
Дом встретил их мертвой тишиной. Дверь, казалось, хлопнула так, что слышно было на мили вокруг. В кухне темнота. Полоска света просачивалась из гостиной. Вероятно, горела лишь настольная лампа. Отец любил за полночь, когда все уснут, смотреть по телику ночные программы. Но сейчас не слышно было ни звука.
Во рту у Ниты пересохло, в горле запершило, будто оно было забито песком. Она замерла и посмотрела на Кита. Он тоже глянул на нее и легонько подтолкнул под локоть. Потом шагнул вперед и распахнул дверь гостиной.
Нита подумала, что всю оставшуюся жизнь будет помнить эту комнату и то чувство, с которым она сюда входила.
Гостиная давно требовала ремонта. А старый ковер на полу был протерт почти до дыр. Обшарпанные стены прикрывались дешевенькими морскими пейзажами и фотографиями двух сестричек, округливших умненькие глазки. И бросался в глаза нарисованный светящимися красками на черном бархате бравый матадор, картина, которую отец называл почему-то «Мастер Удара».
Мать и отец сидели, выпрямившись, на кровати, застеленной одеялом цвета кока-колы. Они молча наблюдали, как Нита и Кит нерешительно переступают порог комнаты. На неподвижном лице матери застыл ужас. Лицо отца было похоже на… на запертую дверь. Они, видимо, листали журналы, которые теперь уронили рядом с собой. Обычно уютная и такая теплая комната вдруг стала мрачной и чужой, как тюремная камера. А светящийся матадор действительно, как мастер удара, отталкивал, оттеснял, отбрасывал Ниту, вжимая спиной в захлопнувшуюся дверь. |