«Ублюдок», — подумала она.

Рядом с Байроном лежала женщина. Молоденькая, около двадцати, худая и голая, если судить по той части тела, что выглядывала из-под одеяла. Патриция хладнокровно оценила и ее маленькую упругую грудь, и глупую татуировку на бедре, и то, как она приобняла Байрона, посапывая на его плече.

Сознание отключилось. Не было ни ругани, ни бросания ламп, ни намеренного грохота. Она вообще никак не потревожила мужа-изменщика и его любовницу. Патриция вышла, так же тихо, как и зашла, и села в машину.

Она никуда не поехала. Возможно, стоило рвануть к другу или адвокату по бракоразводным процессам, но всё что чувствовала Патриция, — полное опустошение. Она даже ключ в замок зажигания не вставила.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем с губ сорвались слова:

— Что ты собираешься делать? Твой муж сейчас наверху — в твоей постели, спит с другой женщиной. Что ты собираешься делать?

Ответ лежал рядом с ней, на переднем сиденье: «Он отдал мне их святыню».

А внутри все еще оставалось немного сожженной крови.

Патриция посмотрела на окно своей спальни.

— Ты пойдешь в магазин, купишь бумагу и конверт, доедешь до почты, купишь марку. И отправишь письмо.