Еще я неоднократно пыталась донести до вас, что не было ни намека на ДНК Эссама Касима на ноже, найденном в сливном отверстии в Стрёмстаде, а также что Пенни Грундфельт в течение трех лет до убийства Андерса Ларссона под ником DeathStar изливала свою ненависть во Флешбэке. Что рисунок ручкой на бедре Лизы Видстранд даже упоминался в местных газетах, но полиция махнула на это рукой и не изменила мнения о вине Карла Хедблума. И я ознакомилась с электронной перепиской между близнецами Абубакир, в которой упоминаются патроны к тому Ruger Mini 14, который снес голову Санчесу.

Но вам это безразлично.

Я заинтересую вас, только когда меня убьют. Только в виде трупа.

Да, я печатаю на машинке. Я отказалась от компьютера, как только узнала правду об АНБ. Ведь именно поэтому Эдвард Сноуден может скрываться в России – он никогда не пользуется компьютером. Кто кто, а уж он то точно пережил настоящую ломку от этого отказа, но со всем можно справиться. Я выхожу в Интернет с планшета, хорошо защищенного, но я никогда не пишу ни единого слова на компьютере. Любое из них остается навсегда в огромном облаке и может копироваться, как угодно. Если бы близнецы Абубакир, например, могли прочитать, что я знаю, мне грозили бы настоящие ужасы.

Я опять слышу этот звук, прямо сейчас. Боже мой.

Хуже всего, что он наверняка заберет с собой эти листки. Запачканные моей кровью. Потом избавится от них, не вдумываясь в содержание, как будто оно ничего не значит.

А я ведь пишу своей кровью.

Внешняя стена, внизу, там, где подвал. Неясный звук, как будто кто то и впрямь движется внутри стены, глубоко в темноте. Но я, разумеется, понимаю, что он снаружи, что он пробирается через снег, лежащий на клумбах. Я только не понимаю, что ему нужно.

Неужели я все таки случайно разгласила какие то нежелательные факты до того, как отказалась от компьютера? И теперь оставшийся на свободе преступник чувствует, что мои предположения для него опасны? Или это просто обычный садист, который не имеет других намерений кроме собственно преступления? Взломщик, насильник, профессиональный убийца – мне, собственно говоря, наплевать на то, кто он, но я бы хотела узнать причину.

Я хочу знать, почему я умру.

Я не хочу вставать, не хочу отрываться от письма. Сумерки наступают все раньше, и они уже спустились, мне кажется, что еще и небо затянуто облаками, потому что за тьмой простирается как бы еще одна тьма.

Снова тот звук. Он переместился. Отрывочные, надоедливые, протяжные звуки вдоль стены, явно все ближе и ближе к входной двери.

Только бы это и впрямь были личинки короеда.

Мой взгляд не хочет отрываться от бумаги. И все же я чувствую, что должна найти выход. Огонек стеариновой свечи слегка трепещет в темноте, как будто вот вот потухнет. Не слышно ничего, кроме стрекотания моей печатной машинки. В любой другой ситуации оно смогло бы успокоить мои расшалившиеся нервы. Но не сейчас.

Потому что я снова слышу тот звук – быстрое шарканье, резкое поскрипывание. Никогда он не раздавался так близко.

Два месяца я живу с этим. Иногда каждый день, иногда в течение нескольких дней случается невыносимая пауза. Когда я сию секунду слышу все тот же звук прямо у двери террасы, он кажется почти прекрасным. Я бы не выдержала продолжения неизвестности, затянись она еще дольше.

Подвалом я не пользуюсь уже несколько лет, я туда даже не заглядывала все это время. В тот момент, когда я бросаю взгляд в сторону ведущей в подвал двери, ледяной ветер проносится по спальне. И как только слабое пламя свечи гаснет, я слышу.

2

Четверг, 12 ноября, 14:17

Его зовут Бергер. Сэм Бергер. Больше он ничего не помнит. Кроме того, что должен выбраться отсюда. Сбежать.

Он прижался рукой к кухонному окну; оно было настолько холодным, что потная ладонь, казалось, вот вот прилипнет к стеклу.