— Подожди, пока не понадобится, — предостерег Том. — Сталь отражает солнечные лучи, это привлечет зомом в одно мгновение. А сейчас мне нужно, чтобы ты был непоколебимым, малыш. Как только мы повернем, начнется настоящее безумие. Возможно, это ловушка, а может быть, и нет. Но даже если нет, это одно из самых опасных мест. Поймешь почему.

— Отличная воодушевляющая речь, учитель.

Том ухмыльнулся.

Шагая очень медленно и осторожно, чтобы не издавать ни звука, они двинулись по дороге за поворот, вжимаясь в каменную стену и скрываясь в тени скал. Апачи и Вожак были хорошо натренированы и двигались только тогда и в то место, куда их вели.

За поворотом открывалась широкая панорама, и Бенни увидел дороги, сбегающие со всех направлений холма вниз к перекрестку.

— Боже! — вздохнул он, но тут же зажал рот руками.

Это была красота не бесконечной вереницы гор, не десятков тысяч замерших машин, заваливших дорогу. Не это вырвало у него вздох изумления. Дорожная развязка и окружающие ее поля кишели живыми трупами. Бенни уставился на дорогу, выискивая движение, и ждал, когда море монстров повернется и потащится к нему. Но они не двинулись. Зомби просто сбились в сплошную сжавшуюся массу. Остальные, по одному или малыми группами, стояли вдоль дороги или на полях. Застывшие, безмолвные.

Лошади и сейчас демонстрировали свою дрессировку, при непосредственной близости мертвецов они не издали ни звука, но Апачи трясся от ужаса всем телом, и его дрожь передалась хозяину.

Бенни пытался осмыслить увиденное. Трудно было поверить в то, что они все просто приволоклись сюда из-за идущих под наклоном вниз дорог, что зомы просто следовали безжалостной силе гравитации. Для такого объяснения их было слишком много. Возможно, они преследовали каких-то людей, и после убийства им некуда было идти и ничто не привлекало их внимания. Некоторые зомы, скорее всего, были когда-то людьми из этих машин, убитыми и восставшими без последующего импульса и цели. Жесткая трава покрывала их до пояса, а некоторых полностью обвил плющ, глициния и лоза. Здесь были солдаты, няни, дети, навсегда оставшиеся детьми, простые люди, старики. Многие из них были покрыты следами жутких укусов, послуживших причиной смерти. Они просто стояли здесь под полуденным солнцем. Это было весьма странное зрелище — мертвецы замерли, словно статуи.

Нет… даже не так. Они больше походили на надгробные плиты, и их собственные тела обозначали место, где они умерли, место, в котором они будут пребывать вечно. Не замурованные в ящик, но пойманные в гниющую плоть, которая может двигаться, может охотиться и нападать, но застывающую навечно в отсутствии чего-либо, привлекающего их внимание. Подобные мысли были так же ужасны, как и печальны. Внезапно Бенни почувствовал, как что-то глубоко в душе начало меняться. Его страх, бывший огромным, как все «Гниль и руины», казалось, отступал. Не полностью, но достаточно для осознания этого. И он думал, что знает почему.

Во время первого похода в «Руины» Том говорил, что страх делает человека умным, но сейчас Бенни осознал, что брат имел в виду больше осторожность, нежели сам страх. Эти зомы, все до последнего — даже самый маленький ребенок — убили бы его, если бы могли, но никто из них не намеревался вредить ему. Намерение, стремление, желание… ничего из этого не было частью их природы. В них было не больше злобы, чем в солнечном ударе или бактерии на ржавом гвозде, и, поняв это, он почувствовал, что его ужас уступает место принятию их как чего-то просто опасного. Сокрушительная ненависть к мертвецам, которую он однажды затаил, угасла полностью; она потухла в доме Гарольда Симмонса. Остался только страх, который тоже сейчас колебался.

С другой стороны, Чарли все еще пугал Бенни.