С правой стороны уступа скала была не особо крутой и имела достаточно выступов и трещин, чтобы обеспечить опору рукам и ногам, но он не знал, куда их может привести это восхождение. Да к тому же, вряд ли хоть у кого-нибудь из них достанет сейчас для этого сил. Слева уступ сужался и больше наклонялся к обрыву, хотя было похоже, что он тянулся вокруг горы на некоторое расстояние. Ни один из путей не внушал оптимизма.

― Думаю, стоит покричать, ― сказал он. Может быть, Хобхаус сумеет спустить нам веревку.

Кроуфорд и Байрон, сменяя друг друга, начали взывать о помощи, и через каких-нибудь несколько минут помощь пришла. Вскоре по склону, извиваясь словно змея, рывками спустилась веревка, и, хотя она повисла в нескольких ярдах вправо от того места, где они находились, подъем до нее обещал быть слишком сложным. «А уж когда мы до нее доберемся, ― подумал Кроуфорд, ― проблем и вовсе не будет ― никой силе не удастся оторвать от нее мои пальцы».

Он обернулся к смотрящему через плечо Байрону. ― Думаю, девушка пойдет первой. Мы можем обвязать веревку вокруг нее. Не знаю, как ей удалось продержаться в сознании так долго, и, безусловно… Он запнулся, так как взглянул мимо Байрона и  увидел, что Джозефина исчезла. ― Боже мой, она что упала?

Байрон дернул головой влево. ― Нет, ― сказал он, спустя мгновение. ― Смотри,  здесь кровь и следы, с этой стороны. Она ушла этим путем.

― Джозефина, ― крикнул Кроуфорд. Затем, бросив испуганный взгляд на вершину, ― Джулия! Ответа не было.

Байрон присоединился, и они еще несколько раз позвали ее, так, впрочем, ничего и не добившись, только заставив нервничать Хобхауса, который окликал их сверху, призывая дышать глубоко и избегать смотреть вниз.

В конце концов, они бросили безнадежные попытки докричаться и позволили  втянуть себя наверх, где дожидались остальные. Хобхаус изводился от беспокойства, и, нахмурившись, потребовал, чтобы ему немедленно объяснили, какого черта там произошло. В качестве первого объяснения Байрон скатал и запустил в него  снежком.

Байрон рассказал им только, что они вместе с женою Айкмэна свалились с вершины, и что теперь она раненая была где-то на уступе внизу, но проводник не поверил даже этому. Он настаивал, что высоко в горах с туристами такое случается что ни день. Да что там с туристами, иногда и с бывалыми альпинистами приключается. Вдруг, ни с того ни с сего, они начинают видеть воображаемых людей, часто людей из их прошлого. И тогда эти бедняги садятся и просто ждут до скончания времен, пока их нагонят эти воображаемые остальные.

В защиту своих слов он указал на то, в каком очевидном смятении находились Байрон и Кроуфорд, и обратил внимание на сильный удар, который пришелся Кроуфорду по голове. И уже в качестве самого убедительного доказательства заметил, что прошло лишь несколько минут, после того как Байрон и Кроуфорд исчезли на вершине. А потом они услышали снизу крики о помощи. Этой одноглазой жене пришлось бы появиться в тот самый миг, когда Байрон и Кроуфорд исчезли из поля зрения остальных ― чтобы успеть скатиться вместе с ними на уступ, с которого их подняли ― а затем бесследно исчезнуть.  

А после того, как группа туристов спустилась с горы, так и не встретив по пути никаких следов Джозефины или того, что она здесь проходила, даже Кроуфорд был готов признать, что проводник может быть прав. «В конце концов, ― сказал он себе, оглядываясь на оставшийся позади горный пик, ― у тебя недавно был жар. На вершине Венгерн побывало уже много людей, и ни один из них не встретил там ни плотного воздуха и замедления времени, ни толкающих на самоубийство призраков, ни сфинкса».

Байрон отрекся от всего, что сказал и попросил Хобхауса и слуг позабыть об этом.