Изменить размер шрифта - +
Что могло так ошеломить Хестер?

— Ну?… — Он не скрывал своего любопытства. — У меня появилась поклонница, а ты не желаешь мне об этом сообщать? Что ж, время летит, нельзя упускать такую возможность… Или ты ревнуешь?

Хестер засмеялась и протянула письмо мужу.

Он бросил на жену быстрый взгляд и начал читать.

«Дорогой сэр,

я уверена, что вы не помните нашей встречи, но все же хочу напомнить вам о своем муже в надежде, что вы, покопавшись в памяти, припомните этого человека.

Диксон Александр Уэстон, граф Кардифф, был вашим верным слугой, верным беспредельно — ведь по вашей просьбе он оставил свою жену и поместье.

Разумеется, я уверена: вы ни в коем случае не чувствуете своей вины в его гибели и спите безмятежным сном младенца. И все же буду просить вас об услуге именем моего погибшего мужа — погибшего за дело, которое он считал не только справедливым, но спасительным для Англии».

Питт читал и глазам своим не верил. Неужели с такой страстной речью обращалась к нему глупенькая — так ему тогда показалось — жена графа? Сначала она приняла его за своего мужа и уселась ночью к нему на постель, а утром, почему-то обрядившись служанкой, выложила ему самые интимные секреты. И вдруг такое письмо… Питт откашлялся и продолжил чтение.

— О Господи, — пробормотал он, еще раз пробежав глазами последние строчки. — Она требует, чтобы я помог ей. — Питт в замешательстве посмотрел на жену.

«Если я не смогу получить помощь от такого великого человека, как вы, то предупреждаю: в моем распоряжении имеются документы, которые, если их предать огласке, могут вызвать живейший интерес».

«Черт бы ее побрал», — подумал Питт, вспомнив о последнем письме, отправленном графу Кардиффу. Письмо было датировано числом, с которого он, Питт, уже находился в отставке, и, следовательно, оно могло быть расценено как заговор.

Значит, необходимо во что бы то ни стало уничтожить мое письмо. Нельзя допускать, чтобы этот документ был предан огласке.

— Проклятая… — процедил Питт сквозь зубы.

 

Глава 34

 

Хеддон-Холл

Время пришло.

Месяцы, проведенные в Лондоне, отчасти принесли ей покой. Лаура знала, что никогда не будет жить в Хеддон-Холле, но все же хотела еще раз заглянуть туда. Это посещение станет для нее испытанием, однако она должна решиться, должна проявить стойкость. Стойкость стала частью ее натуры с тех пор, как два года назад она получила известие о гибели мужа. Два года прошло с тех пор, как умер, не успев родиться, ее сын. Два года, в течение которых все — за исключением дяди Персиваля — уговаривали ее забыть прошлое и жить настоящим.

Как будто скорбь подвластна ходу времени: год — и боль отступает; два — и боль становится вполне терпимой; пять — и все забыто.

Но, увы, ее скорбь не желала уходить.

Боль оставалась столь же острой и мучительной, как и два года назад.

Вроде бы ничто не менялось… Пожалуй, изменилась лишь она сама. Она чувствовала себя старой, даже древней. И хотя была богата, чувствовала себя нищенкой. Внешне Лаура оставалась все той же, но ей казалось, что лицо ее стало другим.

Как— то раз она читала немецкую сказку -о том, как одна фея пришла к двум маленьким девочкам.

— Предлагаю вам сделать выбор, — сказала фея, — но только вы должны как следует подумать. Можете выбрать счастливое детство, но тогда в старости вам придется расплачиваться за свое счастье. Можете отказаться от счастливого детства, но всю остальную жизнь проживете счастливо.

Каждая сделала свой выбор.

Первая девочка выбрала счастье немедленно — ведь она была ребенком, а в детстве будущее кажется очень далеким.

Быстрый переход