К вечеру пошел дождь, и капли стучали в оконные стекла — то был единственный звук, которым встретила Лауру темнота.

Поставив поднос на стол, она вопросительно взглянула на графа.

Он окинул ее взглядом и отвернулся к окну.

— Я принесла вам ужин, милорд, — сказала девушка.

— А теперь уходите, — ответил он, даже не повернувшись к ней.

Он боялся повернуться, боялся взглянуть на нее еще раз, по ее образ — волшебное видение — по-прежнему стоял перед ним. Невинная девочка, такая юная и начитанная, но пока несведущая в жизни, она ничего не знала о стихиях, которые разбудила своим появлением, не знала, чем рискует, оставаясь здесь.

— Вы действительно хотите, чтобы я ушла? — спросила Лаура, сделав шаг в его сторону.

Немного помедлив, она сделала еще один шаг и осторожно прикоснулась к плечу Алекса. Почувствовав сквозь тонкий шелк рубашки тепло ее пальцев, он замер на мгновение. Затем, сделав над собой усилие, отстранил руку. Ему очень ее не хватало сегодня… Он даже спросил у миссис Седдон, где она. Думал, что она могла пойти погулять с кем-нибудь — может, с кем-то из слуг? А может, ей уже сделали предложение? Может, она целуется со своим кавалером или занята еще менее невинным делом?

— Уходите, — повторил граф.

Неужели она и в самом деле слаба разумом? Неужели не понимает, что играет с огнем?

Он указал на дверь, давая понять, что не желает ее видеть.

Но Лаура чувствовала: ему ужасно тяжело в одиночестве. Он казался таким неприступным, этот высокомерный и надменный граф, но все-таки он оставался таким же, каким был прежде.

Сделав вид, что не заметила жеста Алекса, она прижалась щекой к его спине. Сквозь шелк рубашки Лаура почувствовала тепло его тела. И почувствовала, как напряглись мышцы графа. Значит, он понимает, что происходит…

Ей отчаянно хотелось обнять его, хотелось откинуть его волосы и поцеловать в лоб — сделать то, что когда-то не раз делал он, успокаивая ее. Да, только Алекс мог успокоить ее, и только к нему она всегда могла прийти, зная, что он сумеет найти для нее и нужные слова, и ласку.

Лаура вновь положила руку ему на плечо. Затем принялась легонько поглаживать по спине.

Граф стиснул зубы и зажмурился. Кулаки его судорожно сжались. Ему казалось, маска давит на лицо и он вот-вот задохнется… Хотелось сорвать ее, хотелось освободиться от этого проклятия — ведь все остальные наслаждались светом и солнцем!

Но он не шевельнулся.

Лаура по— прежнему поглаживала его по спине. Кончики ее пальцев скользили по шелку рубашки, словно она что-то рисовала. Она не знала, что граф едва сдерживается, не знала, что ее дыхание, ее запах, тепло ее тела сводят его с ума.

Сделав еще полшага, Лаура прижалась грудью к его спине.

— Уходите, — снова повторил граф.

Как утопающий он хватался за соломинку. Запах, исходивший от Лауры, притягивал его, и он в эти мгновения желал лишь одного — прижаться к ней, слиться воедино с этой глупой девчонкой с замашками распутницы и улыбкой младенца.

Однако она не уходила.

Но разве кто-нибудь принуждал его терпеть эти муки? Ведь он по-прежнему мужчина! Пусть и в образе чудовища. Неужели она настолько несведуща, что не знает, как ее прикосновения отзываются в нем? Неужели не может понять, что ее запах — запах роз и женщины — кружит ему голову? Бедняжка, она не осознает грозящую ей опасность, не чувствует, что гордость его вот-вот падет под напором инстинкта…

Нет, следует взять себя в руки. Если ему когда-нибудь и случится сблизиться с женщиной, то с одной лишь целью — во имя рождения наследника.

Ушло то время, когда он мог валяться в траве у реки с какой-нибудь красоткой.