Холин утешающе (хотя какое тут к черту может быть утешение?) приобнимает перепачканную кровью Ольгу за плечи. Это кровь Наташи. Бесконечно долгие минуты до приезда врачей Прилепина дважды возвращала ее с того света, вручную запуская пробитое пулей легкое и накладывая жгуты из бинтов, которые сообразила отыскать в водительской аптечке Крутова. Уткнувшись лицом в грудь Холину, Ольга беззвучно рыдает, подрагивая всем телом…

Гриша нервно кусает губы. Чтобы хоть немного успокоиться, ему сейчас очень хочется закурить, а еще лучше — выпить. Хотя бы грамм сто пятьдесят. Он знает, что в машине криминалистов наверняка отыщется спиртное. Но Холин опасается оставлять Ольгу в таком состоянии одну, хотя бы даже и на пару минут…

Предупреждающе коротко взвизгивает сиреной реанимобиль, и Прилепина испуганно оборачивается. Ее опухшее, красное от слез, с безуминкой и обреченностью во взгляде лицо в этот момент отталкивающе некрасиво и кажется абсолютно чужим.

Медленно переваливаясь на кочках, реанимобиль выдвигается в направлении трассы, и служивый народ, расходясь, уступает ему дорогу. Чтобы следом снова «сомкнуть ряды» и продолжить свое муравьиное копошение…

Санкт-Петербург,

20 сентября 2009 года,

понедельник, 19:03 мск

Несчастный водила, возжелавший «срубить денег по-легкому», за полтора часа пути мысленно сложил все маты в отношении двух пассажиров, на отчаянный призыв которых он имел неосторожность остановиться. Мало того что те приказали доставить их в самый центр (тридцать километров с лишком, да по пробочкам!), так еще и на поверку оказались ментами. Причем ментами борзыми. Так что было не вполне ясно: расплатятся с ним по прибытии на место или ограничатся простым милицейским «спасибо».

После того как с грехом пополам они вырулили на Лиговский, Андрей полушепотом взялся загрузить в Вучетича последние указания:

— …Разобьете с Тарасом группу захвата на две части и одновременно ломанетесь по адресам: Шевченко — на квартиру к Женьке, а ты — в адрес его матери. Если и там и там окажется пусто, а скорее всего так оно и будет, попробуй прокачать мать на предмет Женькиных друзей, любовниц и так далее.

— Понял. Попробую.

Мешечко осмотрелся по сторонам.

— Командир, притормози на остановке. Я здесь сойду.

— А ты куда? — удивился Вучетич.

— Я скоренько в Центральный ОВО проскочу. К Кузоватову.

— На фига?

— Да появилась тут у меня одна мыслишка. Надо бы проверить… Отлично, командир, самое то, спасибо.

Услышав это самое «спасибо», водила скривился как от зубной боли. Похоже, его худшие опасения начинали подтверждаться…

В половине девятого машина «тревожной группы» ОВО Центрального района зарулила во двор и остановилась у крайнего подъезда депрессивно-безликой «брежневки» по улице Димитрова. Последние минут пять езды Андрея не покидало странное ощущение дежавю, но лишь теперь, когда они остановились непосредственно возле адреса, Мешечко запоздало сообразил, что именно к этому дому он однажды подбрасывал Крутова. «Знакомый один живет. Приболел малость. Надо бы проведать», — отчетливо всплыли-припомнились Женькины слова.

— Приехали. Вот этот самый дом и есть, — мрачно сказал Кузоватов. — Третий подъезд, второй этаж. К слову, свет на кухне, похоже, горит.

Но не свет в окошке квартиры Димы Яснова, а припаркованный у третьего подъезда черный «Ниссан Тиида» привлек сейчас внимание Андрея: «Крутов уехал на машине Зечи, — сумбурно пояснила по телефону Ольга.