За бомжа нашего, за Демидыча.
— А за Наталью, получается, не стыдно и не горько? — зло спросил Андрей.
— Натаха, то история другая. То, считай, в бою. А бомж этот… Знаешь, это ведь его Бугай по моей просьбе?
— Знаю.
— Откуда?
— Сегодня днем узнал. От Наташи. Ей Демидыч, перед тем как его «транспортные» от нас вывезли, успел шепнуть, что видел вас, всех троих, в кафе на Рубинштейна.
В тусклых, болезненных глазах Жени вспыхнули искорки эмоции, близкой к потрясению:
— Так она знала?!
— Скажем так, догадывалась. И все это время пыталась в тебе разобраться. К сожалению, в одиночку.
— М-да… Огонь-баба. А ведь она по тебе, придурку, сохла. А ты в это время за Ольгой волочился. Чуть ли не на ее глазах. А ведь Северова супротив твоей Ольги — это все равно что столяр супротив плотника.
— Твою бы, блин, эрудицию и начитанность, да в мирных целях!
— А такие, как я, в мирных целях этой стране на хрен не нужны.
— Нашей стране… Или ты вроде как себя противопоставляешь?
— Ага. Противопоставляю. Вот только, сам видишь, хреново выходит, — хрипло выдавил Крутов. Легкое состояние эйфории, наступившее сразу после укола, постепенно улетучивалось, а на смену ему по нарастающей возвращалась боль. Еще не такая сильная, ну да лиха беда — начало.
— Значит, говоришь, одного только Демидыча и жалко? А как же тогда с той засадой, на Приозерском? Ну ладно Холин, допустим даже Тарас. Но молодого-то за что? Он год как институт закончил! Девку по-настоящему еще в руках не держал!
— Так ведь там вроде как обошлось?
— Обошлось. Ну да не твоя в том заслуга.
— Как знать… Не допускаешь мысли, что я за них молился?
Мешечко посмотрел на Женю с презрительной усмешкой:
— О как? Я, блин, щас прямо расплачусь от умиления!
— Ты? Нет, сейчас ты не расплачешься. Это потом, это позже придет. Я даже могу тебе точно сказать — когда!
— И когда же?
— Через три дня. Когда вы, с салютами и с прочей вашей официозной блевотиной, станете Натаху в землю зарывать! И вот тогда ты расплачешься. Но не от умиления. А от того, что кровь Натахи, она, конечно, на мне. Но и на тебе, Андрей, тоже. И ты это сам отлично понимаешь.
— Согласен, — хмуро подтвердил Мешок. — И на мне тоже. Вот только я все-таки надеюсь повременить. Со слезой.
— Типа, такой толстокожий? Брось, не хорохорься!
— Нет, не толстокожий. Просто… Просто Наташа пока еще жива.
— Ну да? Не гонишь? После таких ранений не выживают. Я знаю.
— Не гоню. По счастью, пока еще не ямщик.
— Огонь-баба! — уважительно покачал головой Крутов. — Вот именно такую-то я себе все эти годы и искал.
— Уже не найдешь.
— Это точно… Слушай, Андрей, у меня к тебе огромная просьба! Вот, матери моей передай, — с этими словами Женя подтолкнул в сторону Мешка небольшую коробочку из-под печенья, лежавшую на дне тайника.
Внутри коробки что-то ощутимо звякнуло. По-прежнему ожидая подвоха, Андрей не без опаски приоткрыл коробку и… внутренне охнул. Поскольку «звякнули» хранящийся внутри орден «За личное мужество» и медали: «За отвагу», «За заслуги перед Отечеством» II степени и «За отличие в военной службе» III степени.
— Это за что?!!
— За разное. В основном за пьянки с комендатурой и за взимовыгодную дружбу со штабными, — пространно ответил Крутов, продолжая смотреть на возвышающуюся над полом горку денег. |