— Да любой.

Два бойца аккуратно опустили на пол один из верхних ящиков ближайшего ряда и щелкнула замками. Их коллеги невольно подались вперед, заслонив тем самым представшее взорам содержимое от глаз Вучетича. В следующую секунду на подвал обрушилась странная, полным и безоговорочным триумфом никак не оправданная, гнетущая тишина.

— Не понял? — недоуменно произнес старший, которому по должности было положено первым наступить на горло воцарившемуся всеобщему молчанию — Это что за хрень?…

— …Понятно, — мрачно кивнул Андрей, после того как Трефилов, выдохшись, взял очередную паузу. — И тогда вы, Геннадий Антонович, взалкали былой славы и взревновали к чужой?

— Меня добило ее недавнее интервью в англоязычной версии журнала «Форбс». Эту пустышку, эту соску сопливую назвали восходящей мегазвездой расследовательской журналистики! Чуть ли не преемницей покойной Политковской! — с неподдельной болью произнес Трефилов. — Машка там вовсю распускала хвост и на голубом глазу заявляла, что для нее нет запретных тем. Что она ничего не боится и готова в любом расследовании идти до конца… Вот я и решил ее слегка напугать. Чтобы спесь сбить да гонору поубавить. А там, глядишь, чем черт не шутит, может, она и вправду бы решила уйти в более спокойный отдел. В идеале — в другое издание. Чтобы глаза мне более не мозолила. И вообще.

— С фотосессией на фоне входной двери квартиры Цыганковой — ваша идея?

— Это Ковальчук придумал. Он вообще мастер на такие придумки.

— Я смотрю, ты не особо удивился, когда Андрей рассказал о его аресте? — напомнил Холин.

— Я… Я догадывался о чем-то подобном.

— И давно догадывался?

— С позавчера.

Из дамской комнаты вышла Ольга и вопросительно посмотрела на Мешка. Спрашивая глазами: «Нам как, уже можно вернуться? Или еще подождать?»

— Всё, Геннадий Антонович, — подвел черту Андрей. — Можешь быть свободен. Пока.

Удивлению Трефилова не было предела:

— Как? А разве вы не будете меня… арестовывать?

— Я сказал, уйди с глаз моих! — перекосивившись от нахлынувшего на него чувства омерзения, рявкнул Мешок. — После договорим.

— Давай-давай, топай. Пока твои девки не порвали тебя на клочки на тряпочки, — насмешливо прищурился Холин.

Ужаснувшись подобной перспективе, Трефилов принялся торопливо вылезать из-за стола.

— Только не вздумай сбегать, — предупредил Мешечко. — Этим поступком ты лишь усугубишь свою карму. А она у тебя сейчас… Хреновая, короче, у тебя карма.

Рачительный Холин обвел взглядом принесенные официантом закуски и как бы невзначай поинтересовался:

— Дружище, а ведь нехорошо это.

— Что нехорошо? — втянул голову в плечи Трефилов, ожидая очередного разоблачительного удара.

— Ты девушку в ресторан на обед пригласил. Так?

— Так.

— А сам уходишь, не расплатившись. Вот я и говорю, нехорошо.

Геннадий Андреевич пошарился в бумажнике и выложил на стол тысячную купюру:

— Теперь я могу уйти?

— Нет. Не можешь.

— Почему.

— Потому что к девушке неожиданно присоединились две подруги. За себя, так уж и быть, мы с Андреем Ивановичем расплатимся сами.

Трефилов покорно присовокупил к выложенной тысяче еще две схожие по номиналу бумажки.

— Вот это по-нашему, по-гусарски! — удовлетворенно крякнул Холин.