Сглотнув подступивший к горлу ком, Анечка поискала в толпе людей, преимущественно состоящих из праздношатающихся, охочих до подобного зрелища зевак, отца Михаила. Он стоял, окруженный небольшой стайкой навзрыд причитающих старушек, и, казалось, сам едва сдерживает слезы. Девушка бросилась туда.

— Отец Михаил!

Не узнавший Анечку диакон Алексий решительно выдвинулся наперерез, пытаясь перекрыть «доступ к телу» батюшки.

— Девушка, никаких интервью! — заблажил он. — Неужели вы не понимаете, что у нас страшная беда?! Имейте же хоть каплю сострадания! Отец Михаил не будет отвечать на ваши дурацкие вопросы!

Судя по реакции диакона, нынешним утром здесь пришлось пережить целое паломничество представителей пишущей и снимающей братии.

Анечка притормозила и произнесла растерянно:

— Извините, но я вовсе не журналистка. Я напротив, я хотела… Отец Михаил, вы меня помните?

Батюшка обернулся на зов, с печальной улыбкой кивнул и, благословив прихожанок, подошел к по-прежнему ревностно сдерживаемой диаконом девушке:

— Здравствуйте, Анна… Видите, как оно всё вышло? Разве могли мы помыслить, что во вторник у нас с вами пройдет последний обряд крещения в этих стенах?

— Не надо так говорить! — отчаянно замотала головой Анечка. — Конечно, то что случилось — это ужасно. Но я уверена, что всё можно восстановить. И всё будет восстановлено. Вот увидите! Самое главное, что никто из служителей храма не пострадал.

— Вы правы, Анна, — чуть помедлив, потухшим голосом сказал батюшка. — Это действительно самое главное. Равно как то, что сейчас и в самом деле нельзя предаваться унынию. С Божьей помощью справимся и с этой бедой. Хотя, если честно, глядя на всё это, — отец Михаил с болью обвел взглядом то, что осталось от храма, — просто руки опускаются. Сколько труда вложено.

— С Божьей помощью! А люди помогут, — убежденно заявил диакон. — Люди приходят в храм, чтобы попросить Всевышнего о заступничестве и поддержке. А теперь сама церковь просит помощи. Думаю, что неравнодушных окажется достаточно.

— Дай-то Бог.

— По телевизору сообщили, что к пожару якобы причастны сатанисты. Скажите, это может быть правдой? — осторожно поинтересовалась Анечка.

— Истинно так, — мрачно отозвался диакон. — Эти богомерзкие твари сначала терроризировали нас богохульственными писаниями, а теперь вот от слов перешли к делу.

На эти его слова отец Михаил лишь тихонько покачал головой:

— Не торопитесь обличать, Алексей Андреевич. «Всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев, ибо гнев человека не творит правды Божией».

— Да они это, отец Михаил! Сатанисты! Больше некому. И время выбрано неслучайно: ночь на субботу.

— А что, в этом есть какой-то символ? — насторожилась Анечка.

— Видите ли, Анна, — помедлив немного, взялся разъяснить священник. — В некоторых верованиях древности суббота была посвящена именно Черному богу. К примеру, в Вавилоне день sabattu считался особенно несчастливым. В глазах же христиан языческие празднования субботы и почитание Черного бога есть не что иное, как сборище нечистой силы. Собственно, отсюда и пошло средневековое представление о «шабаше ведьм».