Бутылка выстрелила, жертв не было.
Наступил год черного Петуха.
«Кукареку!» — кричала мать, чокаясь.
«Кукареку!» — подхватили сестрички.
Даже бабушка покудахтала для приличия из подушек.
«А ты что не кукарекаешь? — Смотрела на него мать. — Сложно, да? Опять свой характер?..»
— А что было дальше? — спросил Тельман, когда тишина стала слишком долгой.
Водитель тронул ладонью Тельмана: дай человеку помолчать.
— Дальше — жизнь. Мать — на пенсию. Бабка помучила еще годик для порядка и — на Боткинское; взял на работе отгул, объяснил причину. «Сколько лет было?» — «Восемьдесят». — «Ну, такой возраст, это не похороны, а свадьба».
— Да, так говорят, — сказала Принцесса.
— Ну, справили ей эту «свадьбу», стали жить. Мать, то ли от этой смерти, то ли от своей пенсии, совсем скисла. Лежит, уткнется в Дрюона. Давай, говорю, собаку заведем. Как люди, как соседи. Она вроде согласилась, да-да. Через день кота притащила: «Вот!..»
— А с работой как? — спросила Принцесса.
— Работал. Работа была, а платили как… Бизнесом пробовал заниматься.
— Тогда все пробовали, — сказал водитель.
Москвич промолчал.
— А туда вас больше не вызывали?
— Куда?
— Туда! — Водитель ткнул пальцем вверх, в черную пустоту.
Из черной пустоты иногда звонили. Интересовались. Но поработать не звали. Своих тружеников хватало. Москвич до белизны в пальцах сжимал трубку.
«И хорошо, что не зовут». Пнув тумбочку с телефоном, шел в ванную. Закрывался, проверял в зеркале язык.
Спасался женщинами. Первая была на пять лет старше, обучила его разным чудесам. Чудеса скоро надоели. Потом вторая, третья. Сбился со счета. Считал себя страстным.
Наверх не звали. Звали к каким-то бизнесменам, за вознаграждение. Кто-то из прежних друзей этим и питался. Один раз рядом притормозил Мерс, выставилась воробьиная голова Лаврика.
«Ну да, бизнесмены, — говорил Лаврик, подвозя его. — А какая разница? Половина — наши же, бывший райком-горком. Теперь бизнесмены. Разница, что ли?»
Лаврик ерзал за рулем и оглядывался. На прощание сунул влажную лапку:
«Ну, смотри. Потеряешь квалификацию. С твоим языком я бы…»
Нежно погладил Мерс, оставляя туманный след на лаке.
Москвич вышел ночью на кухню, щурясь от электричества.
Мать скатывает ватман. Остановилась, посмотрела.
«Наверху у этих дети дикие, вчера всю ночь мне по мозгам бегали».
Москвич отпилил себе пол-яблока.
«Недавно в „Даракчи“ рецепт хороший встретила».
Натянула на рулон резинку для волос.
«Салат „Юрагим“. Сердце промыть, очистить от жилок…»
Москвич с половиной яблока в зубах направился из кухни.
«Хоть бы поговорил с матерью!»
«О салате?»
«А хоть бы и о салате!.. Хоть о салате. Не для себя ж одной готовлю».
«Я хочу спать, ма!»
«Иди, спи! Дрыхни. Ни денег, ни квартиры, ни продуктов. Только салаты из всякой дряни… Вот что. Хочешь, сиди здесь, я не могу. Завтра же в российское посольство пойду узнавать. Иди, говорю, спи, что встал…»
Салат «Юрагим».
Сердце промыть, очистить от жилок и отварить в подсоленной воде.
Нарезать небольшими брусочками 1 огурец, 2 помидора, 80 г. |