«Сука…» — говорит в лифте Куч. И озирается.

Москвич выкладывает язык и делает подготовительную разминку.

Тело на диване лицом вниз, как и тогда. Слегка постаревшее от непрерывной власти. Раздавшееся, в валиках жира. Москвич откашлялся. Остановился, ожидая. На диване молчат и дышат в подушку. Брюки уже приспущены. Москвич остановился.

Сжал ладонью рот. Спазм. До малиновых пятен перед глазами. До хруста в шее.

Никогда такого не было.

«С-сейчас! — Через почти зажатый рот, чтоб не вырвало. — Мне нужно одну вещь… Да, да, сейчас вернусь!»

Вылетел из кабинета — уперся в стену из пиджаков.

«Не могу… Не могу…» — в воротники, в галстуки, в карманы с авторучками.

«Ты что?! — Вцепились в него волосатые пальцы. — Ты что! В такой день — там люди погибли, сука, а ты…»

«Тошнит!..»

«То-шни-ит! Слушайте, а может, он — тоже их человек… Ну, взрывавших».

«Кучкар, это ты его привел, ты и ответишь!»

«Не могу!»

Удар подсек Москвича, он рухнул на ковер, пытаясь прикрыть голову.

«Ты слышишь? Дедушке плохо… Дедушке плохо!»

Его снова приподняли. От резкой боли в паху он согнулся.

«Дедушке плохо!»

«Прдава рмапжщкур рариоа!»

Потащили к столу, опрокинули в него графин. От боли тошнота исчезла, чья-то рука помогла встать. Повернулся, уперся в подбородок Куча. Подбородок дрожал.

«Старик, пойми, от тебя все зависит. Нет ему альтернативы… Ну, ты же профессионал, языком чудеса творишь…»

Еще несколько рук приподняли Москвича и понесли обратно в кабинет.

Диван приближался. Тело все также лежит лицом вниз. Объект увеличивается, он уже видел тень от своей головы на нем. Крепко держат сзади. Остальные завороженно глядят на его танцующий язык. Хватка сзади слабеет, уже не нужна. Да, он профессионал. Он просто профессионал. Тошнота прошла. Пиджаки в суфийском трансе поднимают руки. В голове перекатывается по извилинам: «Не отрекаются любя… Не отрекаются любя… Не отрекаются любя…»

— Что было потом?..

Принцесса смотрела на Москвича сквозь костер. Огонь снова поднялся, хотя новых веток уже давно никто не подкладывал, просто сам собой.

— Работал, — ответил Москвич. — Освоил государственный язык. Поработал в Ташкенте. Потом направили в область. На подкрепление. Там поработал.

— Женились?

Москвич промолчал.

— А! — вскочила Принцесса. — Паук! Паук!

— Где?!

— Вот! Вот ползет! А-а…

Вскочил водитель.

Через секунду огромная фаланга чернела, съеживаясь, в огне.

— На свет приползла, — сказал водитель, садясь.

Воткнул обратно в костер обрубок дымящейся ветки.

Принцесса стояла, боясь сесть.

— Первый раз такую крупную вижу, — сказал Москвич.

— А я даже крупнее видал, — подал голос Тельман.

— Где?

— В одном неинтересном месте… Вы рассказывайте.

— Да я уж все рассказал. Теперь вот ее очередь дорассказывать.

— А я тоже почти все рассказала. Остальное неинтересно, наверное. Может, вы свою расскажите?

Посмотрела на Тельмана.

Ким

Он родился в корейской семье. Корейской, православной. В Приморском крае, где семья проживала раньше, родителей окрестили вместе со всей деревней, раздали деревянные крестики.