Да… Не мальчик.

Мальчишками они были тогда, в Афганистане — удивительно, но в СССР даже в спецназе были срочники! Он попал в спецотряд, потому что на него обратили внимание в военкомате: идеальный немецкий, потому что мать учительница немецкого в средней школе, и посредственный английский, потому что немецкий он изучал дома, в порядке факультатива, так сказать. Плюс — взрослый норматив «кандидата в мастера» по биатлону. Надо сказать, что в спецназ тогда подбирали по несколько другим критериям, нежели сейчас. Ценились не габариты и спортивные достижения по рукопашному бою — а знание языков и спортивные успехи по дисциплинам, требующим длительного и упорного приложения сил — бег на стайерские дистанции, лыжи, биатлон — вообще великолепно. А два языка — это просто находка, потому что два иностранных языка являлись минимумом для солдата советского спецназа, а за два года службы можно выучить и третий — и тогда получится вообще полиглот, будет, чем похвастаться на смотре. Да вот только не дали ему французский поучить…

После курса молодого бойца их сразу перекинули в Чирчик. Одна из самых страшных школ доподготовки в Советской Армии, с постоянным голодом, с марш-бросками под палящим солнцем, с обмороками от солнечных ударов, со стесанными до костей пятками. Во время длительных марш-бросков под палящим солнцем и с полной выкладкой в этой спецшколе умирали люди. Упражнения были самыми разными. Провинившихся расстреливали — давали лопату и заставляли копать себе могилу в каменистой земле. Когда могила была готова — стреляли холостыми…

Первым комбатом у них был Ялдаш Шарипов, по национальности узбек, кличка Бай. Командир жесткий, но правильный, побывавший в Афганистане и учивший тому, что действительно было нужно там. И даже больше — например, каждый вечер он ставил каждой из рот задачу украсть что-либо у другой роты — что-то из документации, дневального, иногда ставилась задача украсть знамя отряда. В итоге — в ночное время вместо сна все дежурили, а если кому-то все же получалось потерять что-то, пропустить воров, то провинившихся ждал марш-бросок под палящим солнцем в полной боевой выкладке. В основном отряд состоял из призывников с Кавказа и Средней Азии, но Тахирова, на четверть русского, на четверть узбека, наполовину немца, в отряд взяли, благо он был таким же, как и все, чернявым и смуглым. Потом ему и дали кличку Узбек, словно в насмешку, за четверть его узбекской крови, но кличка прилипла, и больше Тахирова по-другому никто и не звал.

Потом Тахиров не раз с благодарностью вспоминал майора Шарипова. Пусть и тридцать с лишним лет прошло, и ему самому уже — пятьдесят, но уроки Шарипова до сих пор ценны и действенны…

В Афганистане они стояли под Кандагаром — оперативная зона Юг, один из самых страшных участков. Пустыня и плоскогорья, для караванов — сущее раздолье. От Кандагара к пакистанской границе ведет «американка», отличная, построенная то ли британцами, то ли американцами дорога, а там совсем рядом — порт Карачи, через который в Пакистан прибывают оружие и подкрепления для моджахедов. И даже если начнется вторжение — оно начнется именно отсюда, потому что здесь — самый короткий и не прикрытый горами путь для удара.

И они здесь стояли. Неделями пропадали в пустыне, брали караваны. Выстроили вокруг Кандагара многоэшелонированную систему обороны, на которой сложили немало голов духи. Патрулировали на вертолетах…

Когда распался СССР — перед Тахировым, как и перед всеми другими офицерами, встал выбор — что делать дальше? Кому присягать? На этот вопрос не так-то просто ответить, как кажется. Их вывели после войны в Азербайджан, сам он был на четверть русским, на четверть узбеком и наполовину немцем, имевшим право выехать в теперь объединенную Германию. А родился он в Киеве, на Украине — или в Украине, как сейчас принято говорить.