Равинга вынула из шкатулки двух кукол. Одна из них явно была Алиттой, такой, какая я сейчас, одетая в роскошное платье цвета последнего солнечного отблеска – бледно‑розовое, постепенно тускнеющее до серого, усеянное алмазными звездами.
Другая, составившая ей компанию… я не знаю, почему меня внезапно пробрал озноб, я ведь не из тех – или я так думала тогда, – кто пытается заглянуть в будущее. Но сейчас, изучая мужчину, облаченного в великолепие коронационного платья… нет, Этот усыпанный драгоценностями, широкий всплеск синевы каким‑то образом оказался им! Когда я впервые встретила Хинккеля, я могла пренебрегать им, как слугой. Всем было хорошо известно, что даже его собственная семья не видела причин им гордиться.
Но все же всем было известно и то, что тот, кто может выдержать пять испытаний, должен обладать силой и мужеством, превосходящими обычные ожидания. К тому же его сопровождал песчаный кот, которого избегает всякий находящийся в здравом уме. И все равно трудно было относиться к нему иначе, как к неиспытанному юнцу, ниже тех, кто ездит с воинами.
– Почему? – Я подняла руку, отягощенную усыпанными драгоценными камнями браслетами, надетыми Равингой, чтобы указать на изображение сначала меня самой, потом – человека, бывшего Хинккель‑джи, новым императором.
Равинга положила руки на головы фигурок,
– Послушай, девочка. Я решила сделать эти фигурки втайне. Никто не будет о них знать, кроме нас двоих. Но все подобные творческие порывы посылает нам Дух, созидающий и пронизывающий и нас и нашу землю. Можешь быть уверена, что я говорю правду, когда утверждаю, что вам обоим предстоит новая жизнь – не из‑за того, что уже случилось, а из‑за того, что грядет.
Мне все равно было не по себе, но я поняла, что настоящих ответов не получу и остается только ожидать того, что мне предстоит, Я давно усвоила, что невозможно предвидеть будущее в точности, и мне следует принять это бремя – хотя я и не могла сделать этого со спокойной душой.
Так что я послушно пошла за Равингой – но не в лавку, в привычную для меня обстановку, а путем, которым мы ходили редко, ведущим во двор позади. Там были люди, поднявшиеся нам навстречу и почтительно поклонившиеся – сначала Равинге, а потом, чуть ниже, мне.
Поскольку я собиралась потребовать верховной власти в Доме, ожидавшие нас люди не были обычным сопровождением. Вместо стражников здесь были женщины, хотя и одетые как воины. Они приблизились к украшенному паланкину, четыре из них заняли свои места, по одной у каждой из угловых жердей. Четыре других окружили его как охрана, а последняя держала в одной руке маленький алмазный мобиль, а в другой – жезл, к которому было прикреплено знамя с эмблемой Дома, вычеркнутого из всех записей более десяти лет назад.
Она возглавила нашу пышную горделивую процессию и направила ее из пыльного двора на улицу, ведущую к дворцу и, возможно, новому будущему, сулящему мне неизвестно что. Передо мной звенел мобиль. Я слышала его, несмотря на звучание других таких же, подвешенных перед каждым зданием. Эмблема Дома реяла высоко, пока знаменосица громко возглашала: «Вуроп!»
Чем ближе мы подходили к дворцу, тем более переполненными становились улицы. Складывалось такое ощущение, что все население королевства собралось здесь. Но дорога освобождалась для нас в ответ на крик нашей предводительницы. Мой паланкин не был единственным, виднеющимся в толпе, и клич не только нашего Дома звучал над ее гулом.
Поскольку мое любопытство было пробуждено этим действом, которое никогда прежде в моей жизни не разыгрывалось, я озиралась по сторонам, думая – заметил ли кто‑нибудь, что знамя уничтоженного Дома так дерзко выставлено напоказ. И я медленно начала осознавать, что мое появление действительно замечено несколькими молодыми аристократами, ехавшими верхом, один или двое из них пробились поближе и уставились на меня грубо и плотоядно. |