Может, и тебя с собой звать станет. Но уезжать куда-либо из Питера, из своего любимого города, пусть даже и к мужу, Любочка не планировала.
И она спросила:
— А вы откуда приехали?
— Что значит откуда? Мы здесь родились и живем. А это имеет значение?
— Нет, никакого, — соврала Любочка.
— Так что? Поедем?
И подруги согласились. Да, вот так взяли и согласились без всякого предварительно намеченного Любочкой выпендрежа и лишнего кокетства. И пусть Саша с Андреем, как представились братья, думают о них что хотят. Пусть даже думают, что они оба настолько неотразимы, что подруги просто не в силах были им отказать. Честно, это ведь так и есть. И пусть девушки согласились на продолжение знакомства, но как же им было поступить иначе, если дальше на лавочках сидело еще три десятка таких же вот соискательниц, только и ждущих, чтобы наброситься на добычу, если подруги лопухнутся и упустят сейчас свой счастливый шанс.
Позднее братья признавались подругам, что в тот первый вечер именно своим быстрым согласием они их и подкупили.
— А то бывают такие кривляки, которых упаришься, прежде чем куда-нибудь дозовешься.
— Но люди больше любят то, что им с трудом достается.
— Что такого особенного в том, что мы позвали вас покататься? Не замуж ведь мы вас за себя звали. Чего из-за ерунды-то ломаться?
Прогулка оказалась очень приятной. Молодые люди были сама любезность. Шампанское лилось рекой так же, как и другие напитки, и в итоге вечер закончился так, что подруги его не помнили. Очнулись они уже утром на другой день, каждая в своей кровати и в одиночестве. Жутчайшая головная боль говорила о том, что вечер вчера прошел на славу.
— Вот только почему я об этом ничего не помню?
Любочка пыталась вспомнить хоть что-нибудь, но воспоминания были отрывочными и хаотичными. Где-то они прерывались совершенно, и на их месте зияли настоящие черные дыры. Где-то отрывки воспоминаний позволяли краснеть. Например, Люба точно помнила, что какая-то удивительно похожая на нее девушка отплясывала топлес на танцполе. Но где находился этот самый танцпол? Любочка помнила светящиеся квадратики, по которым нужно было прыгать, что она вроде как и делала, а вокруг толпились восхищенные зрители, перемещающиеся между игровыми автоматами. Значит, это был не ночной клуб, а что-то вроде парка развлечений?
В комнату заглянула бабушка. Выглядела она сердито, хотя в уголках глаз у нее пряталась улыбка.
— Ну что, гулена? Как чувствовало сердце, не поехала на дачу с твоими родителями. Страшно представить, что бы тут было, заявись ты вчера вечером домой, а тут никого!
— А что бы было, бабушка?
— Известно что. Красавец-то твой все глаза на меня выпучил, когда я из комнаты появилась. Ты ему, видать, наплела, что дома у тебя никого. Вот он на продолжение предновогоднего банкета и надеялся. А тут я! Долго он на меня глазел, я уж ему прямо так и сказала, не надейся, милок, я не привидение, и в воздухе сама собой не растаю. Тащи мою девку до ее кровати, а потом гуляй себе отсюда подальше.
— Что? Так и сказала?
— Чуток повежливей, — призналась бабушка. — Но смысл был этот самый.
Любочка ахнула:
— Бабушка!
— А что бабушка! Скажи спасибо, что я его вовсе мокрой тряпкой не отходила и с лестницы не спустила.
— Да за что же?
— А зачем он тебя напоил?
— Никто меня не поил. Я сама… напилась.
— Ах, сама… Ну, так я тогда тебя за эту твою самостоятельность и отхожу ремнем.
И бабушка впрямь вытащила из-за спины припрятанный там толстый армейский ремень, сохранившийся у папы со времен службы в армии. |