Александр Прозоров. Год полнолуний
ЯНВАРЬ
Царапины начинались примерно на уровне глазка. Чем ниже, тем их становилось больше, и внизу дверь напоминала густой широкий веник. — Что это? — мрачно спросила Таня. — Это их собака, — осторожно ответил Олег, — по кличке Охлос. — И ты хочешь, чтобы мы взяли домой этакую тварь? — Да она маленькая совсем. Чуть выше колен. Милый такой пуделек. — Тогда откуда эти пробоины? — Таня задумчиво ковырнула ногтем свежую белую ссадину рядом со стеклянным кругляшком. — Ну, наверное, домой собачке хотелось, — пожал Олег плечами, — она подпрыгивала… радовалась, так сказать. — А если она и нашим дверям радоваться начнет? — Да никто нас Охлоску брать не заставляет, — примирительно напомнил Олег. — Не хочешь — не возьмем. К тому же она не так уж и любит скакать. Миша обувь на вешалку ставит, чтобы псина не грызла. И ничего, не достает. — Куда он ставит обувь?.. — зловеще переспросила Таня. Олег понял, что сболтнул лишнее, но сказанного не воротишь: по Таниному лицу стало ясно, что супруга приняла окончательное и бесповоротное решение — можно спокойно разворачиваться и уходить, все равно никакие аргументы на нее уже не подействуют. Однако палец успел вдавить кнопку звонка, уже лязгал замок, открывалась дверь, и через образовавшуюся щель вырывался истошный вопль: — Жрать хочу! Жрать давайте! Голодом зам-морили! — А это кто? — шепотом спросила мужа Таня. — Это попугай, — ответил вместо Олега Михаил. — Врет, паразит, только что миску овса стрескал. Миша Немеровский вымахал выше Таниного мужа почти на две головы, но получился раза в полтора тощее. Плеч у него, казалось, не было вообще — рубашка не соскальзывала до пояса только из-за туго застегнутого воротничка, а брюки не падали лишь благодаря затянутому на последнюю дырку ремню. В качестве компенсации Миша обладал великолепными пышными кудрями и в довершение был блондином. В общем, одуванчик, а не человек. Неординарную внешность дополнял восторженный склад ума: Немеровский мгновенно возгорался самыми разнообразными увлечениями и столь же быстро угасал. Как напоминание о многогранном интеллекте под окнами квартиры ржавел «Запорожец», почти ставший «фольксвагеном», пылился в прихожей увешанный автомобильными камерами багажник, почти ставший катамараном, бегал по квартире сибирский кот, почти научившийся искать земляные груши… Теперь вот еще и попугай какой-то объявился. — А птица тебе зачем? — поинтересовалась Таня, с царственной небрежностью сбрасывая зимнее пальто мужу на руки. — В цирке, что ли, выступать собираешься? — Да нет, — отмахнулся Миша, доставая для гостей тапочки. — Это сынок постарался. Прибежал тут на днях домой и говорит: «Пап, а у нас в подвале кто-то по-английски разговаривает. Наверное, шпионы забрались. Давай в милицию сообщим?» В отделение звонить я, естественно, не стал, но любопытство разобрало. Взяли мы с Андрюшкой фонарик и пошли смотреть, что за Джеймс Бонд в доме завелся. А там эта тварь летает. Грязная, мокрая, полуощипанная, — в общем, курица второй категории. А у меня как раз клетка старая дома валялась… — Жрать давайте! — О! Слыхали? Навязался на мою голову! — А посмотреть можно? — Хоть килограмм! Могу даже подарить! В высокой клетке, подвешенной к потолку вместо светильника, сидел крупный, ослепительно белый попугай. |
