Глава 22

Из Идзики мой путь лежит на южную оконечность полуострова Кии. Мне предстоит стать свидетелем кангио — зимнего ритуала очищения, проводимого группой строгих аскетов. Вдоль священной тропы, ведущей в Кумано, расположены 48 водопадов. Ритуал заключается в том, чтобы посетить их все, часами простаивая под студеными струями. Я ломаюсь на 17-м. Ноги немеют до такой степени, что я ударяюсь пальцами о подводные камни и даже не чувствую боли, пока не увижу собственные кровавые следы на снегу. Каждый раз заставляя себя встать под ледяной душ, я испытываю мгновенную пульсирующую боль, точно голову проткнули иглой. Самое обидное, что после всех этих мучений просветление так и не приходит. Зато приходит желание побыть в уюте и тепле.

Я возвращаюсь в Осаку, залезаю под 4 одеяла и смотрю в стену. Она ходит ходуном, как будто дышит, колышимая морозным ветром, который свистит в аллее, заворачивает за угол и ударяет прямо во входную дверь. Сжимая в руке чашку чуть теплого чая, мечтаю об Индонезии и Самоа. Там на рынке можно купить не только маринованные овощи, а лед существует только в составе коктейля.

Куда мне не хочется ехать, так это на знаменитое зимнее представление театра кабуки в Куромори, в 500 милях к северу. Морита-сан советовала снять спектакль для моего фильма. К моему ужасу, Куромори находится близ Сакаты — это город в «задней части» Японии, где так холодно, что даже лебеди, прилетающие туда на зимовку, убивают друг друга, уничтожая численность и без того исчезающего вида. Осилю ли я еще неделю в ледяном краю?

Вообще-то, по теории, в Сакате должен быть мягкий, умеренный климат. Однако есть одна геологическая загвоздка. Зимой из Сибири приходят волны холодного сухого воздуха, проносящиеся над Японским морем и смешивающиеся с теплыми течениями, идущими к северу. Там в воздух попадает огромное количество влаги, которая затем оказывается над Японскими Альпами и выпадает в виде снега, высота которого иногда достигает 30 футов. Что же это должно быть за представление, чтобы высидеть его в такой холод? Тем более что пьесы кабуки идут по 7 часов.

Нет уж. Буду сидеть дома.

А потом Адам рассказывает историю, которая все меняет.

«Шесть лет назад я влюбился впервые в жизни. — Адам уплетает скользкую лапшу удон, но на лице его задумчивая улыбка, и мысли где-то очень далеко. — Он был японцем, необыкновенно красивым и милым, умным, забавным, сексуальным, обаятельным, нескучным и настоящим мечтателем. Но увы, у него уже был парень — иностранец, который тогда уехал в отпуск в Австралию. Мой друг сказал, что больше не любит своего бойфренда и между ними практически все кончено. Пришел ко мне домой — тогда там еще не было столько хлама. Мы целую неделю не выходили из комнаты, заказывали еду на дом, днем спали, а по ночам подолгу гуляли в Хиракате. Это было ровно шесть лет назад, в эту самую неделю. Через несколько дней он признался, что в конце недели возвращается к своему парню, а наш роман для него не более чем увлечение. Мое сердце было разбито — я понимаю, что эти слова звучат банально, как строки из плохой книжки, но в ту минуту я чувствовал себя именно так. Оно именно разбилось, я почувствовал, как оно сжалось, а потом взорвалось тысячей осколков. Я даже вызвал такси и поехал в больницу, чтобы доктор проверил, все ли с ним в порядке. По дороге домой я плакал, а потом решил, что буду дорожить каждой минутой, которая нам осталась. Это была чудесная и ужасная неделя — ужасная потому, что мы знали: все это закончится.