Харин сообразил, как можно услужить нужному человеку.

— Давайте бумаги, Иван Иванович, — предложил он, — попытаюсь, авось получится.

И он исчез за дверью грохочущей голосами комнаты с таким видом, будто бросился в бурную горную реку.

«Гроза» за дверью несколько утихла. Харин вышел с сияющим лицом и протянул Васько подписанные документы.

— Думал, он меня за дверь выставит. Злющий такой и красный, как рак вареный. — Майор утирал тыльной стороной ладони вспотевший лоб. — Ох, и дал он мне жизни!.. Ради тебя, Иван Иванович, весь удар на себя, принял. Фронтовой дружбы закон знаешь? «Сам погибай, а товарища выручай…»

— Отчаянный ты хлопец, — похлопал Васько его по плечу. — Ловко все у тебя получается.

— Ну какой разговор! Для вас я, Иван Иванович, хоть черту в зубы. Понимаю: дело важное.

А в это время в комнате комдива шел такой разговор.

— Крепость любой обороны прежде всего в людях, — сказал Шаронов. — А из нашей «неприступной» обороны немецкие разведчики утащили нескольких ротозеев.

— Ты, комиссар, говори, да не заговаривайся. За такое, смотри, и тебе можно положить на стол партбилет. Ишь, чего выдумал! У нас за последние месяцы ни, одного такого случая не было!

— Были, да мы не знали, и сейчас бы не узнали, если бы не коммунисты: они мне тоже глаза протерли. А то читаю ваши «благополучные» сводки и донесения — все в порядке, но, оказывается, дело не совсем так обстоит.

— Не может быть! В каком это полку?

— У Коломыченко были за последние две недели такие случаи… А только ли у него? За это не ручаюсь. Проверю…

Канашов по уверенному и спокойному тону разговора комиссара почувствовал, что он прав и не выговаривает ему, не злорадствует, а болеет душой за дело.

— Едем немедленно в полк, — сказал решительно комдив и встал. — Предупреди Харина, чтобы он не вызывал сюда Коломыченко.

— Поедем. Жаль только, что раньше мы с тобой этого не сделали.

2

На командном пункте полке они не застали подполковника Коломыченко, но встретили Аленцову. Она сообщила, что сегодня утром командир полка отправлен в госпиталь медсанбата с очень высокой температурой.

— Что с ним такое, Нина Александровна? — с беспокойством спросил Шаронов.

— Пока еще трудно сказать. Предположительно — воспаление легких.

— Почему же мне не сообщил ничего комиссар полка? — развел руками Шаронов.

— И я тоже ничего не знал, — сказал комдив. — Чего это они скрывают?

— Я звонила вам, — сказала Аленцова, — но Харин мне отвечал, что вы слишком заняты делом…

— Заняты, заняты, — перебил Канашов возбужденно, как будто она была в том виновата, — А жизнь командира в опасности — это не дело?…

— Услужливый дурак, — покачал головой Шаронов, — опаснее врага…

В землянку ворвался запыхавшийся молоденький боец в мешковатой, нескладно сидящей шинели и без разрешения (видать, новобранец) выпалил:

— В овраге на мине связист подорвался!..

Не такое уж это на фронте редкое событие. Привыкнуть к смерти нельзя, но гибель товарища или его ранение здесь так часты, что все глядят на это, как на обычное явление.