Изменить размер шрифта - +

Лица всех оттаивали, теплели, в глазах светилась радость.

— Нам, товарищи, никак нельзя торопиться умирать, — сказал комдив. — Еще поганые фашисты нашу землю топчут… Давай, старшина, поедем в Поземково.

— А как же рана?…

— Ничего, пройдет.

Комдив поздравил всех с наступающим годом, попрощался и уехал.

В полях бушевала метель. Машина шла на предельной скорости, но как ни спешили — к двенадцати часам не поспевали. И когда подъезжали уже к Поземково, Канашов вдруг приказал:

— Давай разворачивайся, старшина, домой…

Ракитянский удивленно поглядел на Канашова, но сразу же повернул машину назад. «Почему же, когда были уже у самой деревни, вдруг заспешил домой? Может, сильно рана разболелась?»

 

2

 

Канашов долго не мог уснуть в эту ночь: болела рана на лбу, болела голова. Ракитянский сидел возле него, дремал и тотчас вскакивал от малейшего шороха.

Канашов часто вставал и ходил по комнате. В окно сыпало колючим снегом. Взгляд его вдруг остановился на книге, лежащей на подоконнике. Это был небольшой томик стихов Блока в коричневом, замшевом переплете. «Его забыла Нина, — подумал он. — Она любит стихи. Хорошо, если бы она сейчас пришла…» Он взял книгу, погладил по бархатистой коже, и ему показалось, что мягкий переплет сохранил тепло Нининых рук. И от этой мысли стало легче и радостней на душе. «А если она обидится, что я не сдержал слова и не пришел встречать с ней Новый год? Да, я хотел бы его встретить, как и все. Чем я хуже других? Но сейчас я не имею права это делать. Мне доверены жизни десяти тысяч воинов, а за нашей обороной сотни тысяч советских людей. Они нам верят. И я должен быть выше своих личных желаний — это мой долг перед Родиной…»

Опять усилилась головная боль. Канашов лег, отвернулся от Ракитянского, стараясь ничем не показать свою слабость.

— Может, вам воды, товарищ полковник? — робко спрашивал Ракитянский. — Или врача вызвать?

Но на все заботливые вопросы он получал один неизменный ответ: «Ничего не надо», — и со вздохом сожаления опять садился неподалеку от Канашова.

— Ну чего ты мучаешь себя, старшина? Ложись и спи. Надо будет — разбужу, — сказал Канашов.

— Вы же знаете, товарищ полковник: залягу — так намертво, хоть стреляй.

— Ничего, отдыхай, старшина.

Но только Ракитянский смежил веки и с удовольствием расправил усталые ноги, как в дверь кто-то постучал.

«Наверно, Нина», — подумал Канашов, и сердце радостно екнуло в груди.

Старшина нехотя встал и на цыпочках подошел к двери.

— Кто? — спросил он вполголоса, надеясь, что комдив не услышит.

— Дежурный по штабу.

Канашов заворочался, встал.

— Пропусти, старшина.

— Товарищ полковник, на участке первого полка просочился белофинский лыжный отряд силою до двух рот. Подполковник Стрельцов просил доложить, что он не может разыскать командира полка.

Пока дежурный докладывал, Канашов соображал, что делать.

«Первый полк — Бурунова. Где он мог быть? А, его пригласила встречать Новый год Аленцова. Хорошо, если он сможет управлять боем полка после встречи…» Взглянул на часы — половина второго ночи.

— Когда просочились белофинны?

— По докладу начальника штаба, полчаса тому назад.

— Товарищ дежурный, немедленно ко мне Стрельцова. А вы, старшина, готовьте машину, — приказал Канашов.

Начальник штаба дивизии подполковник Стрельцов появился, вскоре и доложил, что полк успешно ведет бой и основные силы врага уничтожены.

Быстрый переход