Легко понять Гогена, когда он предпочел отправиться в деревню на удобной коляске
вдоль западного побережья, вместо того чтобы продираться сквозь папоротник в сердце
острова. Кучером был один из новых друзей Гогена, он же владелец коляски, Гастон Пиа,
который, несмотря на необычную фамилию, был самым настоящим французом. Он
преподавал детям в одной из школ на западном берегу, а во время летних каникул, как
обычно, приехал в Папеэте, чтобы вместе со всеми хорошенько отпраздновать 14 июля.
Учитель Пиа гостил у своего брата, который тоже учительствовал, но в городской школе.
В разгар праздника Гоген и познакомился с ними. Оба они увлекались живописью,
причем Гастон настолько преуспел, что его через несколько лет назначили преподавать
рисование в школу протестантской миссии в Папеэте. Чувство профессиональной
солидарности объединяло братьев с Гогеном, хотя они не могли взять в толк, как такой
слабый рисовальщик и плохой колорист мог получить «официальную миссию». И когда
Гастон после праздников собрался домой, он любезно пригласил Гогена к себе65. Как и все
деревенские учителя на Таити, Гастон Пиа жил рядом со школой, которая находилась в
Паеа, в двадцати одном километре от Папеэте. Из его дома (нынешний учитель живет на
том же месте, правда, дом куда современнее и удобнее) Гогену открывался, бесподобный
вид на крутые вершины внутри острова. До берега было всего около ста метров, но лагуну
и море заслоняли густые заросли гибискуса, дома и сады. И когда Гоген хотел
полюбоваться самым красивым и живописным зрелищем во всем южном полушарии -
таким зрелищем был закат, когда солнце заходило за островом Моореа, - он, по примеру
туземцев, в сумерках шел на берег и садился на мягкий песок у самой воды.
Гоген прогостил здесь недолго, и мы знаем об этой поре немного: в Паеа он наконец-
то взялся за кисть и закончил по меньшей мере две картины, на одной - школьный
дворник-туземец за рубкой дров («Матамоэ», экспонируемая в Музее изобразительных
искусств имени А. С. Пушкина в Москве)66, вторая - пейзаж. Вряд ли он близко общался с
туземцами, ведь ни Гоген, ни Гастон Пиа не говорили по-таитянски, и круг знакомых
доброго учителя составляли главным образом французские поселенцы. Поэтому, как
только Гоген почувствовал себя достаточно бодрым, он решил покинуть Паеа и найти
такое место, где мог бы скорее осуществить свой первоначальный замысел - жить, как
настоящий таитянин. Вероятно, его отъезд был ускорен тем, что в середине сентября
начинался новый учебный год: во-первых, у его радушного хозяина появилась уйма дел;
во-вторых, при таком шуме и гаме, какой устраивали школьники, ни о каком покое уже не
приходилось мечтать. Но сперва он из чисто практических соображений должен был
вернуться в свой исходный пункт, Папеэте - на всем острове только там была почта и
хорошие магазины.
В июльские дни Гоген познакомился в Папеэте кроме Гастона Пиа с вождем, которого
родители нарекли Арииоехау, но который по таитянскому обычаю много раз менял имя.
Для простоты я буду употреблять то имя, под каким его знали во времена Гогена, -
Тетуануи. Из восемнадцати областных вождей Таити он был самый профранцузски
настроенный и единственный, свободно говоривший на французском языке. В награду за
верность он получал разные блага, например съездил в 1889 году за государственный счет
на Всемирную выставку в Париж67. И хотя Тетуануи, скорее всего, заходя в кафе Вольпини
не видел выставленных там синтетических импрессионистских полотен, у них с Гогеном,
наверно, нашлось, вспомнить и о чем поговорить. Поэтому естественно, что для
следующей разведки Гоген выбрал подчиненную его другу область Матаиеа на южном
берегу Таити, в сорока километрах от Папеэте. |