В голубом тумане ладанного дыма они похожи на нити густой основы из тончайшего шелка.
У церковной ограды стоят, бьют копытами землю, фыркают и гремят бубенцами кони, украшенные разноцветными лентами, вьющимися на легком ветру. Сбруя пышет жаром начищенных медных блях и подвесок. Коляска молодоженов — сплошь сияющий лак и бронза — выстлана мягким, пушистым ковром, на сиденье темно-синие бархатные подушки. Остальные экипажи убраны попроще, но везде и во всем блеск и сверкание ярких красок. Кучера, затянутые в новенькие черные армяки с широкими лакированными поясами и уже слегка навеселе, с высоты своих козел важно и пренебрежительно поглядывают на народ.
Толпа колышется, гудит; разбившись на группы, судачит о молодоженах.
Вот ближе всех к паперти, прикрывая лица платочками, шепчутся две веселые, разбитные девицы:
А женишок завидный!
Теперь не женишок, обвенчался — мужем стал.
Эх, за такого бы выйти!
Губа у тебя не дура!
А ты не пошла бы?
Нет. Мне лучше Степа-лодочник. Будет любить. А такой…
Зато оденет.
Нужно-то очень! Без любви в нарядах ходить…
Ой! Ой! Глаза-то, глаза какие! Так и ест!
Да он на тебя и не смотрит даже.
Все равно… Ой! Глянул, глянул! Умереть! — И девица в восторге теснее прижимается к подруге.
Пробивается вперед сухонькая, закутанная в пеструю шаль старушонка.
Пусти-ко, пусти-ко, милый: мне на невестушку взглянуть. О-ох! Ладная! Ядреная девка, ядреная… Сытенькая… На пуховичках спала… заботушки не знала. А сколь много за нее запросу отдал он?
Что тебе, бабка, по-нашему, что ли, по-крестьянскому? Без запросу взял. Еще ему приданое принесла.
А како тако приданое?
Слыхала, поди, про Венцова из Тайшета? Так это ж дочка его. Ну, прииск на Монкресе отдал и, сказывают, двести тысяч деньгами.
Ай-яй-яй! Что ж она, с пороком, что ли, девка-то?
— Не понимаешь ты, бабка! Обычай у них такой. Блестя стеклами пенсне в золотой оправе, мужчина
средних лет, одетый в наглухо застегнутую дорожную куртку, склонился к своему соседу — краснолицему, попахивающему вином толстяку:
Э-э… простите. Я в вашем городе проездом. Остановился на денек, отдохнуть. Шел мимо, заинтересовался. Что это: брак по любви?
По расчету, — коротко рубит толстяк, даже не поворачивая головы.
А что, жених — местный общественный деятель?
Купец и карагасник.
Не понимаю: что такое карагасник?
Карагасы — инородцы, в верховьях Уды живут. Он торгует с ними. А вернее — за хлам, за бесценок от них белку да соболей мешками возит. Теперь и на Чуну, к тунгусам, проник. Понятно?
А скажите, — не унимается человек в пенсне, — невеста образованная? Из хорошей семьи? С воспитанием? Имеет достоинства?
Имеет. Всякие. Хоть отбавляй.
А-а… Благодарю вас.
На дороге мальчишки затеяли спор. Азартно шмыгая носом и сдерживая левой рукой сползающие штаны, белобрысый паренек наступает на своего противника:
Врешь ты все, Петька! Сорок гостей…
Нет, сорок! Тятя говорил, тятя знает.
«Тятя знает…» А вот посчитай: садиться на лошадей станут — более ста наберется. Свадьба-то какая — из богатых богатая! Я лучше всех знаю…
Не смолкают в толпе разговоры, к церкви все гуще стекаются праздные люди.
Свадьба у Василева! — Весь город живет этой новостью.
Не диво: Василев — крупнейший купец в городе и во всей ближней округе. Мало того, что крупнейший, но и самый предприимчивый. Это он сумел зажать всех мелких торгашей, это он надумал построить паровую мельницу, это он первый проложил путь по Чуне на Енисей, к тунгусам, не довольствуясь прибылью от торговли с бурятами и карагасами. |