Этот скат значительно более мокрый, чем кажется.
Почти одновременно последовал сильный толчок. Уверенный голос сказал:
– И ты мне это говоришь! Какого черта они не положат резиновое покрытие?
Прекрасные способ излагать свои мысли в таком месте, зло подумал Бонд. Поскольку я новенький, они считают, что их никто не слышит.
Раздался звук открывающейся двери, и что то ударило Бонда по локтю.
– Эй! – воскликнул он и попытался дотянуться до локтя, чтобы потереть его, но руки не подчинялись ему.
– Надо же. Эй, Сэм, позови ка дока. Этот, кажется, очухался.
– Щас! Положи ка его пока рядом с другими носилками.
Бонд почувствовал, как его подняли. Стало прохладнее. Он открыл глаза и увидел над собой типичную круглую бруклинскую физиономию. Глаза поймали
его взгляд и улыбнулись. Металлические ножки носилок коснулись пола.
– Как дела, мистер?
– Где я?
В голосе Бонда слышались панические нотки. Он попытался встать и не смог. Все тело его покрылось потом. Боже! Неужели это еще прежняя жизнь? При
мысли об этом его охватила тоска, и слезы потекли по его щекам.
– Эй, эй! Спокойно, мистер. С вами все в порядке. Это Айдлуайлд, Нью Йорк. Вы в Америке. Уже все хорошо, слышь?
Мужчина выпрямился. Он явно принимал Бонда за беженца.
– Давай, Сэм, двигай. Этот парень в шоке.
– Ладно, ладно, – и оба голоса удалились, что то беспокойно бормоча.
Бонд обнаружил, что может вертеть головой. Он огляделся. Он находился в белом помещении, видимо как то связанном с медицинской частью аэропорта.
Здесь стоял ряд узких кроватей, солнце светило в высокие окна, но было прохладно, работал кондиционер. Он лежал на носилках, стоящих на полу.
Рядом с ним стояли еще одни. Бонд повернул голову: на вторых носилках лежала Тилли. Она была без сознания. Ее бледное лицо, обрамленное темными
волосами, смотрело в потолок.
Дверь в покой отворилась. Доктор в белом халате вошел и придержал ее. Голдфингер, выглядевший оживленным и доброжелательным, быстро прошел между
кроватями. За ним следовал На Все Руки. Бонд закрыл глаза. Боже! Значит, вот оно как.
Шаги остановились возле его носилок, и голос Голдфингера произнес:
– Что же, доктор, они, несомненно, выглядят неплохо. Вот одно из преимуществ, которые дают деньги. Когда друг или кто то из персонала заболел,
можно обеспечить ему наилучший медицинский уход. Нервный срыв у обоих. И в течение одной недели! Вы можете в это поверить? Но мне некого винить,
кроме себя самого: заставил их слишком много работать. Теперь мой долг снова поставить их на ноги. Доктор Фош (кстати, лучший специалист в
Женеве) высказался вполне определенно. «Лучшее для них лекарство – отдых, мистер Голдфингер, – сказал он. – Отдых, отдых и еще раз отдых». Он
дал им транквилизаторы, и теперь они едут в Харкнесс павильон.
Голдфингер добродушно засмеялся:
– Что посеешь, то и пожнешь, а, доктор? Поставив в Харкнесс рентгеновское оборудование на миллион долларов, я совершенно не рассчитывал получить
что нибудь взамен. Но в данном случае? Мне стоило только позвонить, и для них тут же нашли две прекрасные палаты. Теперь, – послышался шорох
банкнот, – спасибо вам за беспокойство и помощь с иммиграционным отделом. К счастью, у них обоих действующие визы, и я думаю, что иммиграционный
отдел удовлетворился тем, что мистер Аурик Голдфингер гарантирует – ни один из них не собирается силой свергнуть правительство Соединенных
Штатов.
– Да, конечно, и спасибо, мистер Голдфингер. Все, что могу для вас... Как я понял, на улице стоит ваша личная машина «скорой помощи». |