— Всё, что я могу сказать, — это что я, как обычно, находился в тот вечер дома. И не делал ничего худого.

— Ох уж это вечное еврейское упорство! — воскликнул граф Братиславский. — Их ловят на месте преступления, а они всё равно норовят отрицать свою вину. Быть тебе повешенным, еврей! И даже твой Бог не в силах тебя спасти.

— Вы можете говорить про меня, что вам вздумается, граф, но не богохульствуйте. Бог в силах нас спасти, если мы того заслуживаем.

— Да? Что же он не порвёт твои цепи? — стал издеваться граф Братиславский. — Почему не поразит меня молнией и не убьёт?

— Не вам, граф, советовать Господу, как Ему поступить, — ответил реб Элиэзер Полнер.

— Я присуждаю содержать еврея Элиэзера Полнера в темнице на хлебе и воде и подвергать его пыткам, покуда он не признается, что сделал с беззащитной крошкой и кто ему помогал в этом мерзком преступлении, — провозгласил дознаватель.

Солдаты увели реб Элиэзера и бросили в темницу. Свидетелей Стефана и Барбару тоже вывели из судебного помещения. Граф Братиславский подмигнул и ухмыльнулся им на прощание.

Оставшись наедине с дознавателем, Братиславский сказал:

— Теперь, когда смерть Ганки подтверждена в суде, я, её единственный наследник, должен безотлагательно вступить во владение всем её богатством.

— Повремените немного, — возразил дознаватель. — Пусть сначала утихнет шум. Как раз у этого еврея много друзей, в том числе и среди христиан. Едва ли кто из них поверит, что старый банкир пробрался среди ночи в ваш дом и вынес в мешке вашу малолетнюю дочь. Приговор могут обжаловать в высшем суде. Я не исключаю даже, что у этого еврея могут быть доброжелатели в императорском дворце. Еврей ещё жив, и, пока он не признается, его нельзя будет повесить. Так что наследства Ганки вам придётся подождать.

— Не могу я ждать, — возразил граф. — На карту поставлена моя честь. Если я немедленно не заплачу долг, имя моё навеки покроет позор.

Дознаватель язвительно усмехнулся.

— Ваше имя покрыл позор в тот день, когда вы родились на свет.

— Моё имя останется незапятнанным в числе первых имён Богемии, — хвастливо возразил граф Братиславский.

— Время покажет.

Братиславский с инквизитором ещё долго переговаривались и шептались. Хотя они назывались христианами, ни тот ни другой в Бога не верили и не почитали Его заповеди. Деньги, карты, вино, азартные игры и разные досужие удовольствия — вот что составляло смысл их жизни.

Среди пражских евреев всех более был огорчён известием об аресте реб Элиэзера почтенный рабби Лейб. Он всю жизнь ждал пришествия Мессии, который спасёт мир от страданий и пороков. Тогда свет Господень наполнит всякую душу, всякое сердце. Даже хищные животные перестанут пожирать других животных, волк будет мирно жить бок о бок с ягнёнком. Бог возвратит Свой народ в Святую землю, в Иерусалиме будет снова возведён священный Храм, и воскреснут мёртвые.

Но вместо всего этого — такое ужасное, подлое обвинение против одного из самых уважаемых членов общины! Рабби знал, что теперь последуют аресты и скоро пражский палач начнёт строить виселицу и готовить верёвку для предстоящей казни.

Ровно в двенадцать часов ночи рабби Лейб поднялся для вознесения полуночной молитвы. Как всегда, он посыпал голову пеплом и принялся оплакивать разрушение Храма в стародавние времена. Пролил он также слёзы и по поводу нынешнего несчастья, постигшего реб Элиэзера Полнера и всю еврейскую общину.

Тут вдруг отворилась дверь, и вошёл низкорослый человечек в латаном лапсердаке, перепоясанном верёвкой, и с котомкой за плечом, как носят нищие.