Приход незнакомого мужчины удивил молодую женщину. При первых же словах Ричарда Федоровича о деле, приведшем его сюда, лицо Розалии омрачилось, и она сурово ответила, что все, что она знала, показано ею при допросе, и что она не желает, чтобы ей снова надоедали с этой старой историей, которая причинила ей массу неприятностей, хотя она была ни в чем не виновата.

Ричард Федорович смерил ее ледяным пронизывающим взглядом.

— Я очень сожалею, сударыня, что беспокою вас, но я читал ваше показание и нашел в нем большие пробелы. Так, вы словом не обмолвились о ваших сношениях с соседкой вашей бывшей госпожи, а главное, с молодым человеком, родственником госпожи Видеман. Точно так же вы умолчали о ваших ночных посещениях соседней виллы и о свиданиях на морском берегу, где вы играли в любовь, предоставляя детей самим себе. Все это подтверждено свидетелями и может быть доказано.

Розалия страшно побледнела, а потом на щеках ее выступили красные пятна.

— Вы хотите погубить меня в глазах мужа! — вскричала она хриплым голосом. — Кто же вы, что сочли себя в праве на такое следствие?

— Я — брат Герувиля, а потому имею неоспоримое право искать свою племянницу. Я ничем не нарушу вашего супружеского счастья, если вы откровенно, без всяких умалчиваний, ответите на мои вопросы. Вы сами видите, что в ваших собственных интересах быть искренной, так как в моем расследовании я никого не пощажу. Как видите, я уже добился неожиданных результатов. Напомню вам еще, что вы тоже мать и что слезы несчастной матери, вызванные вашей небрежностью или вашей злой волей, легко могут отозваться на ваших собственных детях.

Дрожь пробежала по телу молодой женщины, а боязливый и смущенный взгляд ее скользнул по корзинке. Она провела рукой по влажному лбу и затем, с внезапной решимостью, сказала:

— Я скажу все, что знаю! Я, может быть, и тогда сказала бы это, если бы ваш брат не обошелся со мной так грубо и не выгнал меня из дому, как собаку, так как мне было очень жаль госпожу Герувиль и ее милую дочь. Вот как было дело: я ходила к соседке потому, что давно знаю ее. Обе мы — уроженки Риги. Моя старшая сестра и Каролина Брейтнагель (таково девичье имя госпожи Видеман) вместе ходили в школу и вместе конфирмовались. Затем мы потеряли друг друга из вида, и я только случайно встретила ее в Гапсале.

При имени «Брейтнагель» Ричард Федорович вздрогнул, но Розалия не заметила этого и продолжала:

— Так как ни для кого не было тайной, что Каролина была женщиной легкого поведения, то я стеснялась ходить к ней открыто. Уступив, наконец, ее многократным приглашениям, я пришла к ней однажды вечером и познакомилась у нее с племянником ее покойного мужа Петром Видеманом. Последний стал усиленно ухаживать за мной и обещал на мне жениться. Правда, я тоже полюбила его, но никогда не была с ним в интимных отношениях. Я признаю себя виновной в небрежности, так как иногда забывала про детей, увлекаясь разговором с тем, кого считала своим женихом. Впрочем, я ходила на морской берег одна с детьми только тогда, когда Ксения Александровна страдала мигренью. Позже у меня явилось подозрение, что девочку похитила Каролина, так как она уехала с Петром из Гапсаля в день исчезновения ребенка. Ее старик-любовник уезжал на несколько недель в Астрахань, и она, пользуясь его отсутствием, завела интригу с одним французом, кажется, художником. Мне всегда казалось очень странным, что Каролина так настойчиво расспрашивает меня про Ксению Александровну, про ее отношения к мужу и про детей. Каролина, видимо, ненавидела госпожу Герувиль. Однажды она даже сказала со злым взглядом: «Эта дура заслужила, чтобы ее дочь сделалась погибшей девушкой; это поубавило бы у нее спесь.