Постелили ей на лавке, под иконами, — и не потому, что не было в комнате постелей: тут были два дивана, но положили ее под иконы по старому поверью, бытовавшему в этой стороне, что ночь под иконами сообщает человеку небесные силы, помогает излечиться от самых тяжких застарелых хвороб. Аверьяныч не сказал ей об этом, но он верил в магическую силу близости иконы Божьей матери и потому постелил больной в красном углу.

В наступившей тишине слышно было, как потрескивают дрова в камине, а за окном точно метелкой скребется упорный осенний дождь. Соня лежит на спине, вытянув и раскинув ноги, слышит, как за дверью в сенях возится и сопит волкоподобный пес. Думы ее все больше о чудодейственном березовом грибе, который ей завтра же достанут с высокой березы ребята, или Николай; он ловкий, сильный — срежет ей именно такой гриб, который и нужен для оживления ног. А вот тогда, когда она встанет и будет ходить как прежде, она поедет в Петербург или в Москву, где для них купили прекрасную квартиру, в которой она еще ни разу не была, и она призовет к себе старых друзей, — у нее и в Москве их много; она пойдет с ними в новую синагогу, недавно построенную на Поклонной горе — на том самом месте, где в 1812 году стоял Наполеон и ждал посольства москвичей с хлебом–солью. Друзья познакомят ее с главным раввином, и она вручит ему много денег и скажет, что всегда готова помогать синагоге. Николай ничего не будет об этом знать, — он не любит ее «жидовских» увлечений и, если она часто принимает дома своих соплеменников, начинает сердиться и говорит: «Опять эта жидовская свадьба!» Но Соня знает, как ей надо поступать: сейчас, когда у нее много денег, она будет советоваться с друзьями и часто ходить в синагогу — они–то уж научат ее, как надо жить и что нужно делать.

Ловила себя на мысли, что как бы ни любила Николая, но если речь шла о деньгах, не доверяла ему вполне, хотела бы, чтобы деньги, как завещал братец Сеня, оставались в ее руках, а вот в то, что большие деньги таили большую опасность, не верила. Как это деньги, если они у тебя есть, могут таить опасность?.. Опасность подстерегает человека на каждом шагу, когда у него нет денег, но если они есть, то тут уж можно вспомнить расхожую мудрость французов: если есть деньги, то есть, а если нет денег, то нет. А еще Соня помнит, как ее отец, администратор питерского театра, любил говорить: если умный, то это хорошо.

Повернувшись к окну и шумно вздохнув, Соня подумала: «Вот встану я на свои красивые ножки и как в детстве буду скакать и прыгать…». И с этой мыслью: «скакать и прыгать» она заснула.

Но не так быстро отошли ко сну обитатели второго этажа. Там под председательством Бутенко и Качалина до трех часов ночи длилось оперативное боевое совещание. Решался один вопрос: что делать с Тетей — Дядей, который устроил на них настоящую облаву и не отстанет до тех пор, пока сапфировские миллиарды не перетекут в какие–то другие, более близкие ему карманы.

Бутенко был категоричен, говорил:

— Этот мешок с навозом непременно подошлет киллеров, и они нам поочередно продырявят голову. Каждый из нас получит три выстрела в затылок, да плюс контрольный в придачу.

Совещались четверо: кроме председателей были тут Николай Васильевич и старший сын лесника Евгений.

— Нет у нас иного выхода, как только его убить. И это будет даже справедливо. Вонючий толстяк, перебив нас, примется за женщин. Ну, Соню он поместит в какую–нибудь золотую клетку, а уж Сашу–то и Нину Ивановну наверняка не оставит. Свидетелей они не любят. И поверьте мне, я‑то уж прикоснулся к большим деньгам, — сравнительно, конечно, к большим, — еще до того, как умер Сапфир.