В комнате находились Саша и Оля, и Павел Огородников, и Олег. Качалин пригласил их к столу и сказал:

— Поступим по–божески: два–три года вам придется служить в нашем отряде — до тех пор, пока мы не прогоним из России оккупантов. Вы получите по тысяче долларов на каждый месяц. Итак, тридцать шесть тысяч на брата. На десять человек — триста шестьдесят тысяч. Вот — получай полмиллиона.

Двинул в сторону Василия деньги. И дальше развивал свои мысли:

— Но вот прошли три года, вы вернулись с войны — куда пойдете? Учиться. В институт. Пять лет вам надо кормить себя и семью. Сколько потребуется на брата?

Василий, едва сдерживая волнение, пожал плечами:

— Ну, это уж слишком…

— Что слишком? Вы к тому времени заслужите еще и не такой награды. Итак, сколько вам понадобится? По десять тысяч в год. Итого — по пятьдесят тысяч. Умножим на десять ваших орлов — полмиллиона. Получай и эту долю. А вот это, из тех же расчетов — нашей Оленьке.

То была лишь небольшая часть находившихся в чемодане денег.

— Остальные, — сказал Сергей, — пойдут в кассу «черных ястребов».

В тот же день вся команда Василия собралась в секретной комнате и Сергей рассказал им, как живут «черные ястребы», чем они занимаются, предложил создать особую группу под командой Василия.

Александра и Олег допоздна задержались у Павла Огородникова; вначале ужинали, а потом Саша помогла ребятам приготовить урок английского языка. В двенадцатом часу вышли на улицу и направились домой к тете Лизе.

— Меня поразила новость, что Василий ваш брат. Что же вы раньше молчали?

— А кому и зачем я должен был об этом говорить?

— А хотя бы и мне. Это же так интересно: родной брат! И такой сильный, умный, красивый.

— Что ты хочешь этим сказать? Он умный, красивый, а ты…

— И вы умный и красивый. И даже очень. Я вам давно об этом говорила.

— Ну, во–первых, ты мне об этом не говорила, а во–вторых, не надо так в глаза смеяться. Нехорошо это и на тебя не похоже. Ты со всеми деликатная и скромная, а мне говоришь такие вещи.

Олег и сам не помнит, как в разговорах с ней перешел на «ты» и ее просил отвечать тем же, и она соглашалась, но продолжала обращаться к нему на «вы».

Его упрек огорчил Сашу, она замкнулась и не находила слов для ответа. В самом деле: чтой–то она так «распоясалась» и говорит с ним как с маленьким. Да и с детьми Павла она не говорила таким тоном, и вообще развязность, болтливость не были ей свойственны. Хотела бы как–то поправить свое положение, но решительно не видела для этого средства. И только краснела от сознания неловкости и бессилия, и слышала, как все чаще и сильнее стучит ее сердце.

У калитки дома остановились. Олег вдруг спросил:

— Ты любишь Качалина?

— Качалина? Он слишком важный. Ему много лет.

— Я тоже думаю, что он для тебя староват, — обрадованно согласился Олег.

— Но с чего ты взял, что я должна кого–либо любить?

Теперь и она говорила ему «ты».

— Да я и не знаю, что такое любовь. Качалин мне нравится. Для меня он представляет собой идеал мужчины: все умеет, все знает… И если любить, то, конечно, уж такого. Но вот узнала тебя — и ты мне кажешься сильным и умным. И ты мне нравишься, но любить?.. Может, ты скажешь мне, что это такое — любовь? Я теперь молодая, но вот подрасту, и передо мной так же возникнет эта проблема. А я и знать не буду, что оно такое, эта самая любовь?

Саша и от этих своих словопрений стала краснеть, — чувствовала, как жаром занимаются щеки, и даже будто кончики ушей потрескивают от внутреннего электричества.