— Там в баре сидел Веннер Зергог. На прошлой неделе они с женой устроили перестрелку, целили друг в друга, пока пушки не разрядили, но не попали.

— Надеюсь, в кино он удачливее.

— О да.

Свет погас, и экран заполнил «Зверь смеющийся».

Лидо Мамин был масштабным человеком и в физическом плане, и в плане амбиций, а его страна — маленькой и бедной. Зато с большими странами он играл на обе руки, продавая и перепродавая любой товар — от валюты до оружия. В глубине души ему хотелось ни много ни мало, как править миром. Этот чертов ублюдок обладал потрясающим чувством юмора. Он допер до того, что жизнь гроша ломаного не стоит — если, конечно, речь идет не о его собственной. В его владениях всякого, кому случалось вызвать хоть малейшее подозрение в нелояльности, тут же топили в речке. И в ней плавало столько трупов, что крокодилы обожрались и глядеть в их сторону не хотели.

Лидо Мамин обожал сниматься. Пинчот заснял на пленку, как Мамин перед камерой инструктирует своих людей. Его прихвостни сидели и дрожали, а он задавал вопросы и скалился, обнажая желтые зубы. В редкие минуты, когда Мамин никого не убивал или не приказывал убрать, он трахался. У него было больше дюжины жен, а всех детей он и запомнить не мог.

Пока шел инструктаж, улыбка время от времени слетала с его губ и лицо превращалось в маску бога, который мог все. Он чувствовал страх своих центурионов, наслаждался этим страхом и пользовался им.

На этот раз инструктаж обошелся без смертельных исходов.

Потом он созвал со всей страны врачей. Он собрал их в центральной больнице, в просторной операционной. Они расселись вокруг него, и он начал речь. «Хоть вы и доктора, — вещал он, — но без меня вы дерьмо. Вы думаете, будто чего-то знаете, но это пшик. Натаскали вас кое в чем, вот и все. Так направьте ваши ничтожные знания на благо нашей страны, а не на пользу самим себе. Мы живем в мире, где прав тот, кто выжил. Я научу вас, как пользоваться хирургическим инструментом и как распорядиться жизнью. Будьте благоразумны и не перечьте моей воле. Я не желаю, чтобы ваше образование и навыки пошли прахом. Вы знаете только то, чему вас обучали. А я знаю больше того, чему меня учили. Поэтому вы будете делать то, что я прикажу. Надеюсь, вы хорошо уяснили мои слова. Не так ли?»

Повисло молчание.

— Может быть, — продолжил Мамин, — кто-нибудь желает мне возразить?

Опять молчание.

Мамин был марионеткой, марионеткой-чудовищем, в своем роде даже замечательной, если забыть о том, что его дерганье приводило в действие адскую машину пыток и убийств.

Однажды Лидо Мамин решил продемонстрировать перед камерой свои военно-воздушные силы. Вообще-то никаких военно-воздушных сил в его распоряжении нет. Пока нет. Но летчиками и обмундированием он уже обзавелся.

— Вот, — провозгласил Лидо Мамин, — наш воздушный флот.

Первый авиатор ринулся бегом по длинной дорожке, составленной из деревянных досок. Скорость у него была очень приличная. Добежав до конца дорожки, он распростер руки и прыгнул. Приземлился.

За ним побежал второй авиатор.

Третий.

Четвертый.

И так их летало четырнадцать или пятнадцать. Взмывая в воздух, каждый из них издавал крик энтузиазма и радостно улыбался. Это создавало странное впечатление — казалось, что участники этого дурацкого действа смеялись над самими собой, но в то же время верили в его грандиозность.

После того как взлетел и приземлился последний авиатор, в кадре появился Мамин.

— Может быть, это выглядит глупо, но для нас это очень важно. Мы еще не имеем соответствующей материальной базы, но наш разум дозрел до того, чтобы у нас была своя авиация.