— Я сейчас уезжаю и могу тебя подбросить.

Через пятнадцать минут, когда Пророк высадил Фарли у его автомобиля, тот сказал:

— Большое спасибо, сержант. Вы хороший человек.

Пророк на прощание напутствовал его голливудским заклинанием:

— Будь попроще, Фарли. Это жизнь, а не кино. — Но он знал, что этот наркоша не изменится. Да и кто в Голливуде верил, что жизнь — это не кино?

— Тедди? — переспросила миссис Чан, которую уборщик-латиноамериканец позвал с кухни. — Он здесь ужинает?

— Он бомж, — ответил Нейт Голливуд.

— Бомж? — удивленно произнесла она, пытаясь понять значение этого слова.

— Бездомный, — пояснил Уэсли. — Бродяга.

— А, бродяга, — протянула она. — Я его знаю. Тедди, да.

— Он сюда приходит?

— Иногда приходит к задней двери, — сказала миссис Чан. — Иногда в семь часов, иногда позже. Мы даем ему еду, которая идет на выброс. Тедди, да. Он сидит на кухне и ест. Милый человек. Спокойный. Нам его жалко.

— Когда вы видели его в последний раз? — спросил Уэсли.

— Может быть, во вторник вечером. Трудно вспомнить.

Нейт что-то записал в своем блокноте и попросил:

— Когда он появится, позвоните, пожалуйста, по этому номеру. Передайте, чтобы немедленно приехал экипаж шесть-икс-семьдесят два. Я все записал. Мы не собираемся его арестовывать. Нам нужно просто поговорить. Понимаете?

— Да, я позвоню.

Когда Фарли вернулся домой, свет в окнах не горел, а дверь гаража оказалась открыта. Что Олив понадобилось в гараже? Там не было ничего, кроме старого хлама.

Он открыл ключом входную дверь и вошел, крикнув:

— Олив! Ты здесь?

Не услышав ответа, он пошел на кухню — посмотреть, не осталось ли апельсинового сока, и обнаружил, что заднюю дверь кто-то вышиб!

— Черт! — выругался он.

Грабители в первый раз вломились в его дом, хотя за последние два года в их квартале воры средь бела дня ограбили несколько домов. Правда, телевизор не тронули. Фарли прошел в спальню и увидел, что стереосистема тоже на месте. Никто не обыскивал и ящики в спальне. Это не было похоже на домушников. Фарли, во всяком случае, так не работал, когда сам был квартирным вором пятнадцать лет назад.

Потом он заметил записку на кухонном столе. Мейбл. Он должен был догадаться. Гребаная старая ведьма, наверное, гадала для Олив, и тощая слабоумная идиотка забыла о времени. Он зашел в спальню, чтобы раздеться, перед тем как принять душ, и обратил внимание, что шкаф стоял полупустым. Исчезла вся одежда Олив, в том числе жакет, который он украл для нее из магазина в качестве рождественского подарка. Он выдвинул ящик и увидел, что нет ее белья и носков. Она сбежала от него!

Записка. Он выскочил из передней двери и, перебежав улицу, оказался у дома Мейбл. Стоял такой теплый вечер, что дверь была открыта, и Фарли увидел, что у соседки включен телевизор. Он положил руки на дверную сетку и позвал:

— Мейбл!

Старуха в пижаме, халате и ворсистых тапочках зашаркала из задней спальни коттеджа.

— Фарли? Что ты тут делаешь?

— Ты знаешь, где Олив?

— Нет, а что?

— Она оставила записку, что пошла к тебе ужинать.

— Да, мы поужинали. И Олив нашла Тилли под вашим домом, где она соорудила себе маленькое уютное гнездышко. Тилли сейчас в моей спальне, негодная шалунья. Мне так и не удалось полностью приручить ее.

— Олив сказала, куда идет?

— Да, домой.