– В каком она состоянии? – спросил он Арчи, приятеля матери, который позвонил Чарли.

– Положение серьезное, – мрачно ответил Арчи. – Сегодня ее забрали в больницу. Она хочет видеть вас.

– В какую больницу? Продиктуйте мне телефон врача. Она в отдельной палате?

Позвонив врачу, Чарли узнал, что у Серафины сердечный приступ.

– Мне следует прилететь? – спросил он доктора.

– Я не вижу в этом необходимости, – отозвался он. – Хотя, конечно, в ее возрасте все возможно.

Чарли в отчаянии положил трубку. Если бы он не боялся перелетов, то без колебаний помчался бы в Лондон. Но перспектива оказаться пленником воздушной машины, которая могла в любой момент развалиться, вселяла в него ужас. Он уже до этого решил, что будет возвращаться в Лондон на поезде и корабле.

Его преследовали слова врача: «В ее возрасте все возможно». Чарли терзали сомнения.

В тот же день, чуть позже, Динди вернулась из Акапулько. Она вбежала в дом и принялась рассказывать:

– Акапулько – потрясающий город, тебе стоит туда съездить. Вечеринка прошла прекрасно, я познакомилась с разными людьми…

– Серафина серьезно больна, – подавленно произнес Чарли.

– Да? Как тебе нравится такая идея? Ты мог бы появиться в картине «Весь мир любит стриптизершу». Всего один день съемок. Отличное паблисити для фильма. Это предложение Джерри. По-моему, он – величайший специалист в области рекламы. Знаешь…

– Динди, ты меня слышала? Я сказал, что Серафина серьезно больна.

Он уставился на Динди. Лицо его было белым от гнева.

– Я тебя слышала. Она больна. Что я должна сделать – исполнить траурный марш? В ее возрасте столько трахаться, это…

Он ударил Динди по лицу. Шляпа слетела с ее головы; на щеке девушки вспыхнуло алое пятно.

– Негодяй, – всхлипнула она. – Паршивый английский ублюдок. Как ты посмел?

– Ты говоришь о моей матери. Чарли перешел на крик.

– Моя мать – прекрасная женщина; я не желаю, чтобы ее имя выскакивало из твоего рта. Ты шлюха, Динди, настоящая шлюха. Не думай, будто мне не известно, что происходило в Лас-Вегасе после моего отъезда. Серафине было стыдно за тебя.

– Этой старой потаскухе было стыдно за меня. Это я умирала от стыда, находясь в обществе твоей размалеванной мамочки! Как ты смеешь говорить что-то обо мне, когда она трахалась с жалким садовником! Твоя Серафина – настоящая старая…

– Вон из моего дома. Собирай вещи и убирайся.

– Ты, верно, шутишь. Мы в Калифорнии, так что это ты можешь убираться из моего дома.

Испытывая отвращение к жене, Чарли повернулся, собираясь уйти.

Схватив с пианино фотографию Серафины в серебряной рамке, Динди бросила ее в мужа.

– Вот что я думаю о твоей матери, – закричала она.

Рамка упала на пол; Чарли наклонился, чтобы вытащить из нее снимок Серафины. Разъяренная Динди выхватила фотографию из рук Чарли и порвала ее пополам. Он снова ударил Динди, она плюнула в него. По ее щекам текли слезы.

– Я знаю, что ты пытался убрать меня из фильма. Знаю, что ты бесишься из-за моего успеха. Ты кончился как актер, у тебя нет будущего и нет друзей. Слышишь, у тебя нет друзей. Вся съемочная группа «Карусели» ненавидела тебя.

Он медленно подобрал разорванную фотографию матери.

– Мне повезло, – Чарли заставлял себя говорить спокойно. – Я очень быстро понял, на какой б… женился.

С этими словами он вышел из дома, сел в «ламборджини муира» и уехал.