К счастью, в алтаре было еще пять монахов, и я был лишь шестым прислужником, так что я очень уж больших ошибок не сделал, даже если учесть, что некоторые нюансы службы после реформ Никона достаточно сильно изменились.
После службы, когда я брал благословение, чтобы снять стихарь, он мне сказал:
– Пойдем побеседуем перед трапезой.
И мы присели в пономарке храма. Иов посмотрел на меня и улыбнулся:
– Много я про тебя слышал. И что вы антихристы, и что вы сектанты, и что вы продали душу нечистому… Все это неправда – я вижу, что вы наши, православные и русские, а что креститесь по-другому, так это не страшно. Приди ко мне на исповедь двадцать первого июня, в Успенском соборе; там есть где уединиться, ведь то, в чем ты исповедуешься, будет не для всех, и не нужно, чтобы хоть кто-нибудь случайно подслушал хоть слово. И обязательно начни готовиться с завтрашнего дня, чтобы причаститься двадцать второго. Да, и твои люди пусть идут на исповедь и причастие.
– Так и сделаем, преосвященный владыко!
– Учти, царь написал мне, кто вы и откуда.
Я испугался, но Святейший продолжил:
– Благодарю Господа, что он прислал вас сюда, к нам. И благословляю все ваши начинания, ведь я вижу, что все, что вы хотите сделать, угодно Богу.
Я обратил про себя внимание, что он даже не спросил, в чем оно заключалось. Может быть, он получил весточку от Годунова, а может, ему это открылось свыше…
Я передал ему письмо от отца Николая. Он его прочел и сказал:
– Евреин ваш отец Николай по рождению, а пример всем православным. Вижу, что будет он прославлен апостолом земель американских!
И тут же, при мне, написал ответное письмо, которое он свернул в трубочку и запечатал, и вторую грамоту, которую мне было дозволено прочесть – о предоставлении отцу Николаю сана протоиерея. Потом еще одну – о патриаршем благословении земли Русско-Американской.
– Дам я тебе двух архиереев – это мои иеромонахи, которых пора уже рукоположить в епископы. Людей твоих они же и исповедуют, ведь им все равно к вам ехать, так что не страшно, если они узнают ваши тайны. Я с ними до того побеседую. А затем поедут они в твой город Николаев, где они рукоположат тех юношей, о которых пишет отец Николай. А потом, когда придет тебе время вернуться в Русскую Америку, они отправятся с тобой. Придется вам для них монастырь построить. Одного хватит, маленького, в вашей столице.
– Значит и монахи нужны будут?
– Нет, новых монахов еще рано постригать, мало у вас людей. Пришлю я вам еще двоих монахов помоложе – пусть заботятся о монастырском хозяйстве и готовятся рано или поздно к рукоположению в епископы. А вот лет через двадцать можете потихоньку набирать местных. Глядишь, и епископы у вас из своих появятся.
Я рассказал ему про будущий голод. Он помолчал, а затем сказал:
– Благословлю я все монастыри, чтобы сохранили семенной запас на год позже, а в следующем году чтобы крестьяне монастырские сажали лишь озимые, и то только в южных селах. И чтобы излишки в следующем году крестьянам раздавали. Не все, конечно, последуют моему благословению, но я пошлю своих людей проверить, так ли все это делается. Можно им поручить и раздачу пищи голодающим. Да и картофель твой – я заметил, что, в отличие от Бориса, он это слово произнес правильно, – они еще в этом году сажать начнут, если ты раздашь им клубни – так ведь ты сказал, из них его выращивают?
– Истинно так, преосвященный владыко. Сообщу нашим, чтобы привозили ее, например, в Новгород. Осень будет тёплая, так что картофель вырастет.
– Тогда в Юрьев монастырь. Тамошний архимандрит – человек не только набожный, но и умеет хозяйство устраивать. Он и проследит, чтобы твои клубни были доставлены в окрестные монастыри. |