Кит обличала, выносила окончательный приговор — ее письмо документировало, оправдывало, прославляло финал ее отношений с матерью.
Так дело не пойдет. Нужно залатать дыру. Алан не желал быть отцом-одиночкой. И опасался — точнее, знал, — что, признав недостойной мать, Кит, используя те же инструменты оценки, сочтет непригодным и Алана. Всему есть предел. Надо поддержать Руби.
Алан и Кит переписывались годами. Первое письмо — когда Руби задержали за нетрезвое вождение. Алан хотел обрисовать дочери контекст. Хорошее письмо, пап, сказала она тогда. И с тех пор Алан записывал для нее свои мысли, по три-четыре страницы, и, как выясняется, не напрасно. Кит говорила, что во дни сомнений перечитывает эти письма. Они остужали ее злость, не раз уводили от края. Обычно она хотела расстаться с матерью, разорвать отношения. Они с Руби по-разному устроены, теперь это очевидно. Кит пошла в Алана флегматичностью — Руби назвала бы это буржуазностью, — но, так или иначе, дочь вымотали эти штопоры, она уставала от глубинной чистки, в которую Руби превращала каждый их разговор.
Но для начала Кит нужны стратегии защиты от хаоса. Ограничение контакта. Алан и сам лишь недавно научился. Спасение — в электронной почте. Они с Руби договорились свести общение к переписке, только о Кит, и не более трех строк. Помогло. Алан два года не беседовал с Руби по телефону, и после прекращения огня его нервы успели окрепнуть, а рассудок — слегка передохнуть. От громких голосов Алан больше не подскакивал.
— Алан!
Он обернулся. Брэд. Алан вздрогнул, но прикинулся невозмутимым.
— Как там у вас продвигается? — спросил он.
— Нормально, — сказал Брэд. — Но уже почти три. Вы в офис? — Брэд, не оборачиваясь, указал подбородком на Черный Ящик.
Алан глянул на часы. 14.52.
— Ага, — сказал он. — Речь репетирую.
Вслед за Брэдом он пошел по набережной.
— Насчет еды не переживайте, — сказал Брэд. — У Рейчел в сумке нашлись крекеры. Так что мы в шоколаде.
Вялый сарказм. Алану не нравился Брэд.
У шатра Брэд остановился.
— Удачи, — сказал он. В лице его читались испуг и изумление. И в эту минуту Алан понял, каково оно будет, когда много лет спустя он станет слаб, не в состоянии о себе позаботиться, а Кит впервые заметит, что он гадит в штаны и пускает слюни. Она посмотрит на него, как сейчас смотрит Брэд, — воззрится на человека, от которого больше бремени, чем блага, больше вреда, чем пользы, зряшного, не нужного мировому прогрессу.
XII
Маха попивала чай со льдом.
— Ой, здравствуйте, мистер Клей.
— Здравствуйте, Маха. Карим аль-Ахмад появился?
— Боюсь, что нет.
— Мне подождать? У нас встреча в три.
— Да, я знаю. Но он сегодня сюда не выберется. Он, к сожалению, застрял в Джидде.
— На весь день застрял?
— Да, сэр. Но он говорит, что будет завтра. С утра до вечера, так что назначьте время сами.
— Вы уверены, что мне больше не с кем поговорить? Только про вай-фай, еду, такие вещи?
— Мне кажется, вам лучше с мистером аль-Ахмадом. Завтра в любое время. Наверняка все разъяснится.
Алан вернулся в шатер, где команда со своими ноутбуками сидела по углам. Рейчел смотрела ди-ви-ди — какая-то стряпня и бородатый шеф-повар. Алан объявил, что сегодня мистера аль-Ахмада не будет.
В Джидду доехали быстро — молодежь щебетала, точно походники. Алан в полусне глядел на дорогу; лодыжка ныла. Зайдя в номер, не смог вспомнить, попрощался ли с остальными. |