Когда Алан объяснял, что тридцать лет исполнительно платил по закладным, по своим настоящим кредитным картам, к нему вроде прислушивались, раздумывали, но особо не вдумывались. Есть же кредитный балл.
Алан пытался их урезонивать.
— Перед вами моя справка о кредитоспособности.
— Да, сэр.
— И единственное пятно на ней — эта карта «Банановой республики».
— Ну да. Я уверен, что других проблем нет.
— И вы понимаете, что 72 доллара задолженности по карте «Банановой республики» шесть лет назад — не очень значительный показатель в сравнении с тридцатью годами беспорочных счетов и выплат?
— Согласен.
Алану почудилось, что победа близка.
— Так мы можем как-нибудь обойти эту загвоздку?
Менеджер рассмеялся:
— Ой, нет. Мне очень жаль, сэр. Ваш балл ниже нашего порога. Мы не даем ссуды, если кредитный балл заявителя ниже 700.
— У меня 698.
— Ну да. Но даже если балл ниже 740, заявка рассматривается на высшем уровне.
— Но вы ведь не сами эти баллы подсчитываете.
— Ну да.
— Их подсчитывает внешняя организация. «Экспериан».
— Ну да.
— Вы знаете, как они оценивают, какие карты и платежи приводят к каким вычетам из балла?
— Ну откуда? Это закрытая информация. — Менеджер хмыкнул, будто они обсуждали мотивации Господа Бога лично. — Они защищают алгоритм очень тщательно, — прибавил он.
Алан позвонил в «Банановую республику». Там ничего не знали.
— Мы не занимаемся кредитными картами на таком уровне, — сказала девушка. Посоветовала обратиться в аризонский офис. Телефон в Аризоне раз за разом сбрасывал звонок, словно для того и стоял.
Настала эра властвования машин над человеками. Вот оно, падение государства, триумф систем, созданных для подрыва человеческих связей, человеческого разума, личного выбора, личных решений. Большинство людей ничего решать не хотят. А многие и многие, кто способен принимать решения, уступили эту привилегию машинам.
Алан встал. Углы номера торчали во все стороны, как бирюльки. Отыскал постель, и она его поглотила. Завертелась каруселью.
— Пожалуй, я перепил, — сказал он и захихикал. Прижал ладонь к стене — кружение замедлилось, прекратилось. — Неплохо. — Он такой смешной и ловкий. Захотел остановить карусель — и остановил. — Поздравляю вас, молодой человек! — молвил он в потолок.
Шум какой-то — вроде телефон. Даже не верится, что этот вот гостиничный телефон умеет звонить. Алан глядел, как телефон звонит — дважды, трижды. Глядел, как на зверя в зоопарке, который учудил что-то поразительное и, может, повторит.
Телефон снова зазвонил. Алан взял трубку:
— Алло?
— Это Ханна.
— Прекрасно. Это невероятно. А у вас?
Она засмеялась:
— Я не спрашивала, как у вас дела.
— Ну, я подумал, лучше вам узнать.
Она снова засмеялась — смех низко завибрировал.
Вы уже легли?
Нет, — соврал он. — А что?
Сегодня прием в посольстве.
В датском посольстве?
Да, и намечается вакханалия.
Я напился. Этим вашим зельем.
Ну и хорошо. Будете как дома. Приедете?
XIX
До посольства добрался на такси и уже через двадцать минут узрел, как две женщины, оседлав мужчину, точно дикарские самки, вылизывают ему проколотые соски. Люди в одном белье, колеса горстями. Спиртное ведрами. |