– Петенька, – захныкала испуганная женщина и затрясла короткими каштановыми волосами, – что ты надумал? Я боюсь…

Продолжая молчать, он обвязал вокруг пояса патронташ, заткнул за него нож, перебросил через плечо ружьё и шагнул к жеребцу. Не обращая ни малейшего внимания на причитания жены, он спокойно скрылся в чаще.

Он не мог понять, что заставляло его делать тот или иной шаг, он будто повторял чьи-то поступки, отдавшись во власть чужой воли.

Добравшись до тропы, он остановил коня и прислушался. Ветер шумел в гигантских кронах деревьев. Пели птицы, иногда они перелетали с ветви на ветвь, громко хлопая крыльями. Пётр молчал и ждал. Он не знал, чего именно дожидался, остановившись посередине тропы, но продолжал ждать.

Вскоре до его слуха донёсся негромкий говор. Пётр сбросил ружьё с плеча и положил его на руку, опершись локтем о холку своего коня. Тот тряхнул головой, повёл ушами и зычно фыркнул. Вслед за человеческими голосами послышался неторопливый перестук копыт по сырой земле. Вот хрустнула ветка под тяжестью лошади, вот перекатился камешек, сдвинутый с места, вот звякнула уздечка…

Всадники появились из-за густо заросшего поворота и остановились, завидев Петра. Их было двое. Оба тревожные, настороженные, заросшие густой щетиной. За спинами болтались двустволки. Они замолчали, явно удивлённые, но Пётр не понял причину их удивления. Он успел забыть о том, что был наг и вымазан глиной, да и не думал, что это могло произвести на кого-то странное впечатление. Для него самого собственный облик был в порядке вещей.

– Мужик, ты кто? – сипло спросил один из всадников. – Ты чего торчишь тут?

– Я тут живу.

– А чё разнаготался, какого рожна трясёшь мудями голыми?

– Не знаю, так надо.

– Слышь, мужик, нам вниз надобно. Мы на Куюс путь держим. Ты бы свалил с дороги-то, а то выставил пушку… – Павел Коршунов осёкся. Внезапная мысль пронзила его мозг. Он повернулся к Матвею и негромко сказал: – А не тот ли это сумасшедший, что порешил инструктора на базе?

– Вот язва, – процедил в ответ Матвей, – нам только его не хватало для пущей радости.

– Ты, что ли, так и будешь столбом торчать? – вновь крикнул Павел голому всаднику. – Слышь, нам до тебя дела нет. Посторонился б ты подобру-поздорову. – Сказав это, Павел вдруг осознал, что положение их было совсем незавидным. Сумасшедший дикарь держал их фактически под прицелом. Он мог запросто потянуть спусковой крючок, не целясь, и в любом случае попал бы в одного или даже в двух братьев сразу, в зависимости от того, какой у него был заряд. – Слышь, мужик, нам ехать надо…

Голый мужик молчал. Его взгляд не выражал ровным счётом ничего, глаза смотрели безучастно. И тут Павел не выдержал и тронул коня.

– Уйди с пути, чудак-человек, – проговорил он дрогнувшим голосом.

Его лошадь сделала несколько шагов по направлению к Петру, и в следующую секунду громыхнул выстрел. Картечь со свистом распорола воздух и выбила Павла из седла. Основная масса её продырявила ему живот, но часть дроби попала в ногу и в бок лошади. Животное заржало от боли, испуганно рвануло назад и стукнуло упавшего человека копытами по лбу.

Матвей ошарашенно проследил взглядом за падением брата, потянулся было вперёд, но увидел внезапно обезумевшие глаза стрелявшего и немедленно повернул свою лошадь назад, пустив её крупной рысью. У него не было времени на то, чтобы сорвать свою двустволку с плеча, ибо сумасшедший всадник широко разинул рот и издал такой жуткий вопль, что сердце Матвея мгновенно сжалось в ледяной комок.