– Я не прячу, – едва слышно ответила женщина. – Они у меня связаны. Помогите мне. Я умоляю вас. У меня совсем нет сил…

– Чего? Связана? Кто ж тебя так скрутил, девка? – Матвей слез с коня, настороженно оглядываясь, готовый к любой внезапности.

– Муж связал.

– Давно ты тут? – спросил Матвей, обходя Марину сбоку, но не приближаясь. Увидев, что она на самом деле связана и что запястья её уже посинели, он быстро подошёл к ней. – Кто у тебя муж-то? Что у него за шутки такие?

Она заплакала внезапно и ткнулась лицом в плечо Матвея. Ощутив мимолётное прикосновение женской щеки к своей, Матвей напрягся телом и услышал, как в нём стало просыпаться желание. Отодвинув её голову от себя, он заглянул ей в заплаканное лицо.

– Красивая ты…

Он жадно припал ртом к её губам. Марина задохнулась в волне перегара и отшатнулась, насколько ей позволяла поза.

– Что вы? Что вы?..

Матвей рывком развернул её, из-за чего она охнула, и стал распускать узлы туго скрученного ремня. Узлы не поддавались. Матвей выругался, достал нож, и шрамы на его физиономии сложились в глубокие борозды, похожие на канавы, прорытые через мохнатую лужайку.

– Чего там мелочиться…

Лезвие в одно мгновение разрезало путы, и Марина прижала руки к груди, растирая запястья.

– Больно…

– Щас полегчает, – заверил Матвей.

Он заметил, что тело его начало мелко дрожать, пока он разглядывал профиль Марины, линию её гибкой шеи с полупрозрачным пушком волос.

– Красивая ты…

Он протянул к ней загорелые руки, и не успела женщина вскрикнуть, как он подмял её под себя. Торопливо расстегнув её джинсы, он приспустил их до колен и сунул ладонь между её ног. Марина зажмурилась. Какая злая ирония – сменить одного безумца на другого! Казалось, жизнь решила проучить её за какую-то провинность и столкнуть её лицом к лицу с особой, скрытой от неё дотоле стороной человека, с особой получеловеческой породой, особым видом живых существ.

Внезапно Матвей остановился, затаился, сжался в комок. Медленно, очень медленно он высвободил руку из женской промежности.

– Баба, – с непередаваемой, какой-то вселенской грустью в голосе произнёс он, обнюхивая пальцы, – душистая баба… Но не могу я тебя щас, никак не могу… Не время…

Марина облегчённо вздохнула.

– Так что у тебя с мужем-то? – подвинулся к ней Матвей, продолжая обнюхивать свои пальцы.

– Умом тронулся.

– Спятил?! – воскликнул браконьер.

– Связал меня и уехал куда-то.

– Вот ведь бля! Тоже спятил… Постой, постой… А каков он собой? Он, часом, не голышом теперь разгуливает?

– Голышом, – кивнула она и громко сглотнула. – Вон его одежда валяется. Он весь глиной обмазался зачем-то…

– Знаю, – испуганно произнёс Матвей, – видал я твоего мужика… Сволочь подколодная, он брательника моего положил, кишки ему картечью выпустил… Так, значит, вот какой номер складывается. Полный цирк, моталкина кукушка!.. Надо мне рвать когти отсюдова, немедля, ей-ей… Вот что, девка, ты пойдёшь со мной. Щитом мне будешь, этим, как его бишь… заложницей…

– Заложницей? – Марина лежала на спине, боясь сделать резкое движение.

Всматриваясь в Матвея, она с удивлением заметила, что в его лице не было ничего злобного, может быть, не было даже порочного. Он, конечно, вёл дикую, примитивную жизнь, вероятно, браконьерствовал, напивался до потери пульса по возвращении из тайги в город, устраивал драки, грубо овладевал женщинами.