Он удивился такому вопросу.

– Разве это не очевидно?

– Мне – нет. – Мне и правда было непонятно. – Почему люди цепляются за жизнь? Даже когда жизнь – такая?

Я посмотрела на себя, висящую на цепях там, внизу. Запоздало поняла, что заключенный не может видеть, куда я смотрю. Оказывается, это так неудобно – разговаривать, когда в твоем распоряжении нет ни мимики, ни жестов, ни взглядов, ни выражения лица. Только слова.

– Просто… – Мужчина нахмурился, подыскивая формулировку. – Не знаю, как сказать, – наконец развел руками он.

– Жаль, – искренне посетовала я.

На этом наш разговор закончился. Узник снова закрыл глаза и вскоре действительно уснул. В тюремной тишине я могла отчетливо слышать его ровное дыхание. Спустилась пониже и пригляделась. Ресницы чуть подрагивают. Цвет лица нездоровый, под глазами пролегли круги. Да, он точно не первый день в тюрьме. Но в линии губ пока еще сквозит упрямство. Узкий подбородок, покрытый густой щетиной, высокие скулы. Черные волосы взъерошены, и в них запутался какой-то мусор. Наверное, паутина. Я бы вытащила. Но не могу.

Немного проветрившись, я возвратилась в камеру. Первым делом взглянула на свое тело, убедилась, что все обстоит по-прежнему, без изменений. И только потом обратила внимание на весьма любопытную картину. Мой сокамерник уже проснулся и теперь, сняв рубашку, методично отжимался от пола. Я немного понаблюдала за тем, как перекатываются под кожей мышцы.

– Вот это да! Такое зрелище пропадает! – громко посетовала я. – Мускулатура у тебя что надо. Даже жаль, что ни одна живая девушка не может увидеть и оценить.

– А мертвая оценить не может? – осведомился он, замирая на вытянутых руках, чтобы немного передохнуть.

– Только эстетически, – сообщила я. – В своем нынешнем состоянии я не испытываю сексуального возбуждения.

– Это радует, – кивнул он.

– Почему?

– Как-то боязно сознавать, что в одной камере с тобой находится невидимый призрак, испытывающий сексуальное возбуждение, – констатировал узник, после чего возобновил отжимания.

Больше я его не отрывала. Завершив свое занятие, он плеснул в лицо чуть-чуть воды и надел рубашку. Я неодобрительно взирала на то, как он зачерпывает из кружки жидкость и наносит влагу на лоб и щеки. Все-таки он новичок. Еще не привык экономить ресурсы.

– И какова цель этого занятия? – поинтересовалась я теперь. – Предполагаю, ты отжимался от пола не для того, чтобы усладить мой взор?

– Не для этого, – и не подумал тешить мое самолюбие узник. – Предпочитаю на всякий случай оставаться в форме. Мало ли что. Никогда не знаешь, в какой момент это пригодится.

– А-а-а, – протянула я в ответ.

Больше ничего не сказала, но, видимо, ему и без того удалось уловить в моем тоне нотку скептицизма. А может, дело было вовсе не в моем голосе, а в его собственных ощущениях. Так или иначе, узник сел на пол, уставился куда-то в стену, а потом глухо произнес:

– Я не идиот. И не сумасшедший. И отлично знаю, что никакого случая не представится и упражнения ничем мне не пригодятся.