— Спасибо, — ответил Грег. — Слушай, Лили, я…

— Мистер Дункан. — Кто–то протянул ему микрофон. — Расскажите, что вы чувствуете сейчас. Каковы ваши планы? — Вокруг начали собираться журналисты.

Лили отошла, не желая уподобляться назойливым репортерам. У нее было множество вопросов, но они сильно отличались от тех, которые задавали журналисты. Ты и Кристел любили друг друга? Она была счастлива с тобой?

Ответив репортерам, Грег вернулся к Лили.

— Кажется, я уезжаю из Комфорта.

У Лили перехватило дыхание. Уезжает?

— Корлисс согласился представлять меня, и я буду играть в Кью–Скул всю осень и зиму. Если все пойдет как надо, в следующем году увидишь меня в рейтингах «Пи–Джи–Эй».

Лили пыталась собраться с мыслями. Он уезжает. Новые вопросы закружились у нее в голове. Как ты можешь уехать сейчас? Как насчет твоего ребенка? Это что, ничего не значит для тебя? Сейчас Лили не сомневалась в том, что Грегу Дункану нужно сказать правду.

Повернувшись, она пошла к зданию клуба, но по дороге столкнулась с Камероном.

— Где девочки? — спросила Лили, не скрывая волнения.

— С Бекки. С ними все в порядке.

— А твой дядя?

Камерон бросил взгляд назад. В отдалении рабочие разбирали ограждения, загружая столбики и канаты в грузовики. Высокая фигура возле последнего фервея отчетливо вырисовывалась на фоне закатного неба.

Поскольку Лили так и стояла перед Камероном, раздираемая сомнениями, он сказал:

— Тренер Дункан знает. Дядя рассказал ему вчера вечером.

Лили пыталась что–то сказать, но не могла. Недоверие и испытанное ею облегчение лишили Лили дара речи. Значит, он все–таки сделал это. Несмотря на то, о чем они говорили прошлым вечером, а может, именно поэтому Шон сказал Грегу правду, а тот все равно предпочел уехать.

Лили взяла Камерона за руку; ей было необходимо прикоснуться к нему, прежде чем заговорить.

— Ты в порядке?

С непривычным взрослым спокойствием Камерон осторожно высвободил руку.

— Поскольку Эшли остается с нами, у нас все хорошо.

«И когда этот мальчик успел так вырасти?» — думала Лили, глядя на него.

— Твоя мама была моей лучшей подругой, и я любила ее всем сердцем. Но я не собираюсь оправдывать ее. Она делала ошибки, как и все люди. А эта ошибка была чудовищной.

— Лили, никто больше не говорит «чудовищной».

Она попыталась улыбнуться.

— Я хочу сказать, что злиться на мать — и на отца тоже — плохо.

— Я любил их, О’К? Это никогда не изменится.

Слезы навернулись у нее на глаза.

— В них было очень много хорошего, в твоих маме и папе. Много любви. Они обожали тебя с того момента, как ты родился. Ты — лучшая часть их обоих, Камерон, ты знаешь это?

Он поковырял землю носком ботинка.

— Да. Понятно.

— Хорошо. Я больше не буду смущать тебя. — Лили посмотрела на того, кто стоял на фервее.

— Мне пора.

Камерон едва заметно улыбнулся.

— Конечно. Мы присмотрим за девочками.

В лучах закатного солнца Шон казался волшебным сновидением, и Лили не решалась заговорить с ним, боясь, что она проснется и он исчезнет. Но Шон повернулся к ней, и она почувствовала себя дурочкой. В ее жизни не было момента реальнее, чем этот.

— Ты был занят, — сказала она.

Шон сунул руки в задние карманы джинсов.

— Ага.

— Тебе следовало сказать мне. — Лили хотела упрекнуть его, но в ее голосе звучала радость.

— Я и собирался, но тут возникла небольшая деталь в связи с турниром…

— Шон!

Он распахнул объятия, и Лили, прижавшись к нему, почувствовала себя в безопасности и покое.