— Кто такой Оззи Эдвардс? — недоуменно спросила Франческа.

— Оператор, снимавший «Грозовой перевал», — пояснил ей Ник. Он достал из кармана сигареты и чиркнул спичкой.

— Конечно, я его вспомнила, — сказала Франческа, — очень милый мужчина.

— И очень талантливый притом, — добавил Ник, не отрывая проницательного взгляда своих синих глаз от Катарин. — Он действительно снял тебя тогда так, как только можно было мечтать.

— Послушай, но ведь это не только потому, что у нас с ним была связь! — впервые повысила голос Катарин. — Я вовсе не «использовала» Оззи.

Ник воздержался от комментариев, но в глазах его промелькнула ирония.

— Мне не хотелось отвлекаться от главного, но я должна кое-что уточнить насчет Оззи. Не возражаете?

— Валяй, — лаконично разрешил ей Ник.

— Чтобы лучше понять мои взаимоотношения с Оззи, вам обоим следует мысленно перенестись назад, в тысяча девятьсот пятьдесят шестой год, и вспомнить, кем я была тогда. Мне только-только исполнился двадцать один год, я впервые снималась в кино, причем сразу в главной роли, а моим партнером был великий артист, уже тогда всемирно известный, как одна из величайших кинозвезд всех времен. Может быть, вам было незаметно, но меня терзали сомнения и неуверенность в себе, в своем таланте, киногеничности, в способности справиться с ролью. Я была единственным новичком среди множества прожженных профессионалов. А чего стоила одна обстановка на съемках! — Катарин покачала головой и обратилась к Нику: — По большей части тебя там не было, ты в основном жил здесь, в Штатах, но тебе наверняка потом рассказывали, что там творилось. На съемках в павильоне и на натуре обстановка была крайне напряженной и взрывчатой. Эмоции кипели, часто перехлестывая через край, всевозможные интриги были в порядке вещей, каждый боролся за свое место под солнцем. Можешь верить мне или нет, но я чувствовала себя неопытным пловцом, заплывшим слишком далеко от берега.

Катарин повернулась в кресле и отсутствующим, устремленным в прошлое взглядом уставилась в окно.

— Виктор и Марк Пирсон неизменно поддерживали меня, но они были слишком поглощены картиной, их волновал только конечный результат, а вовсе не я как личность. Порой они просто тиранили меня. — Она бросила взгляд на Франческу. — Ты, Франки, безусловно можешь это подтвердить.

— Да, — призналась Франческа.

— У Виктора и Марка хватало своих забот. И каким бы милым ни казался Виктор, он всегда очень жестко отслеживал генеральную линию, бюджет, расписание съемок — он очень требователен в этом плане. Да, они с Марком помогали мне, но только в том, что касалось моей роли. Я часто барахталась в бессилии и чувствовала себя ужасно одинокой. Единственным моим настоящим другом был тогда Оззи Эдвардс.

— Я все внимательно выслушал и, кажется начинаю понимать твою главную мысль. Но почему все-таки ты вступила с ним в связь? — поинтересовался Ник.

— Может быть, потому, что он олицетворял собой для меня отца, которого по-настоящему у меня никогда не было. Оззи был так добр и внимателен ко мне, Ник, причем он видел во мне женщину, а не только актрису. Он был со мной очень нежен, внушал мне уверенность в своих силах, как никто иной. Он научил меня смотреть на себя со стороны. Он называл это — смотреть на себя через объектив. Я никогда не переоценивала собственной внешности, но Оззи, не пробуждая во мне тщеславия, сумел мне раскрыть глаза на себя, на свою красоту. Он научил меня правильно держать себя перед камерой, наилучшим образом использовать ее возможности, чтобы передать на пленку и потом на экран свои мысли и чувства.