– Держат фасон ребятки! – каким-то неживым голосом сказал Батоныч, когда мы отошли от раненых на пару десятков шагов и встали под деревом. – Гвардейцы! Орлы! Золотые парни!

Мне показалось или в глазах Володи блеснули слезы? Генерал отвернулся от меня и простоял почти минуту. А потом, не поворачиваясь, снова заговорил тихим монотонным голосом:

– Потери просто чудовищные! Сам видишь, здесь раненых примерно три сотни, а ведь не всех еще собрали. А сколько убитых, сгоревших всем экипажем? Да, мы победили, настучали Гудериану по сопатке. Но он, сука такая, отошел в полном порядке, сохранив костяк потрепанных дивизий. Да, мы разменяли один наш танк на три немецких. Но даже такой размен для нас – пиррова победа, ведь танки можно наклепать, а погибших танкистов не вернешь! Многих я сам два месяца назад обучал, а сейчас они остались вот там! – Володя резко махнул рукой в сторону дальнего поля, где до сих пор виднелись столбы дыма. – Нам бы сейчас ударить вдогонку, добить немчуру, а нечем – выбита примерно половина матчасти, а уцелевшая техника нуждается в разной степени ремонта. И люди… люди смертельно устали! А если не завтра, то через пару дней точно эти твари перегруппируются и снова попробуют нас на зуб. Учитывая, что здесь три танковые дивизии и две моторизованные против одной нашей – я не уверен, что моя гвардейская устоит! А с севера прет Гот! Боюсь, что Минск мы не удержим! Правда, товарищ Сталин на это и не рассчитывал, эвакуация госучреждений идет с пятого сентября.

– А население, промышленность?

– Населения почти не осталось, а эвакуация промышленности закончена две недели назад! – устало усмехнулся Бат. – Ее начали, как только немцы к УРу подошли… Фрицев ждет пустой город…

– Не верили, стало быть, что укрепрайон устоит? Я ведь сам проходил через него месяц назад – там немцы столько войск подогнали – в ближнем тылу яблоку негде было упасть!

– Да он бы и неделю не устоял! – хмыкнул Батоныч. – Невзирая на героизм бойцов и толщину бетонных стен! Фрицы – известные мастера штурмовых действий. Спасало то, что почти каждый день наше командование бросало во встречные бои свежесформированные дивизии. А активность немецкой артиллерии парировало грамотной контрбатарейной борьбой – не давали безнаказанно ДОТы расстреливать. Так и держались, пока… немцы отсюда ту прорву войск, которую ты видел, не увели на север и юг. А три дня назад – вернули! И всего лишь за двенадцать часов прорвали линию укрепрайона на всю глубину. И вот сегодня на рассвете ввели в прорыв танки. У меня был приказ просто задержать фрицев на сутки. Мы его слегка перевыполнили, разгромили и отбросили немецкий механизированный корпус. Но дальше – снова придется отступать или положить здесь всех!

– Не переживай, Володь! – Я положил руку на плечо друга. – Вы действительно сделали невозможное! Я ведь смотрел результаты твоих действий – это наилучший результат по итогам всех наших провалов! Война будет закончена уже в 1943 году, представляешь?

– Представляю… – кисло улыбнулся Батоныч. – А сколько мы солдатиков в сырую землю уложим, ты в энциклопедии посмотрел?

– Общие потери, военные и гражданские, составили почти восемь миллионов, – вздохнул я. – Но это всяко меньше той цифры, с которой я «начинал» свой вояж!

– Да, я помню, ты говорил при нашей первой встрече – двадцать семь миллионов! Все лучше и лучше, да, Виталь? – угрюмо глянул на меня Володя, словно это я был виноват, что потери не свелись к нулю.