– Держись, Светочка, держись… – бормотал я, вцепившись в руль.

Я вел машину зигзагом, по замысловатой кривой, успевая объезжать воронки. Впереди показался неглубокий овраг и покосившийся мостик без перил.

Проверять его на прочность не было ни времени, ни желания – «Волга» на всей скорости пролетела по хлябавшим доскам, скатилась с холма, пересекла мелкую речку – брызги во все стороны – и канула в лес.

Петляя между деревьями, я заехал поглубже в чащу, и тут мотор заглох. Я глянул на приборы. Блин, как не вовремя… Солярка – йок! А ведь только вчера утром заправлялся. Пробили топливный бак?

В следующую секунду под полом багажного отделения грохотнуло, салон мгновенно заволокло дымом, и мы со Светланой, не сговариваясь, выскочили наружу и отбежали на десяток метров.

– Где мы? – крикнула она, задыхаясь и оправляя юбку. – Что тут вообще происходит?

– Мы где-то под Минском, – ответил я, возвращаясь к машине – весь задок у «Волги» горел. – А происходит война. Великая Отечественная! Сейчас тут сентябрь 41-го года…

– Это… розыгрыш такой, да? – неуверенно сказала Светлана.

– Ага! – поддакнул я. – Вот, собрали тут шесть танковых дивизий, специально, чтобы нас разыграть!

– Но это же невозможно! Это было… Господи, это было больше семидесяти лет назад! Война давно закончилась!

– Для кого как, – проворчал я, – для меня она только началась… В очередной раз…

Прикрываясь полой пиджака от жара, я просунулся в салон и вынул из «бардачка» «тактический» пояс из кордуры с пистолетом Ярыгина в новомодной открытой кобуре и четырьмя снаряженными запасными магазинами в пластиковых гнездах. Без оружия в пределах доступности я себя в последнее время чувствовал словно голый…

Опоясавшись и подогнав кобуру, я сразу проверил пистолет и, передернув затвор, загнал патрон в патронник. На предохранитель ставить не стал. Так оно как-то спокойней…

Вернувшись к Светлане, увидев ее растерянные глаза, мазки сажи на щеке и блузке, я ощутил раскаяние.

– Прости, пожалуйста, что невольно затащил тебя сюда, – сказал я, – но так уж у меня выходит, что после разговора с вождем я попадаю на линию фронта. Я бы с радостью отвез тебя домой, но на время «провала» повлиять не могу. А оно, может, и к лучшему, что провалились мы прямо сейчас – мне нужно предупредить друга о возможной гибели.

– Но ты же попросил об этом… Сталина, – несколько растерянно произнесла Светлана.

– Надеяться надо только на себя, – вздохнул я. – Вдруг связи нет и вождь просто не сможет помочь?

Женщина тяжело вздохнула и присела на корточки. Зажала ладонями щеки и провела по ним пальцами, словно омывая.

– Неужели все это правда? – пробормотала она, глядя прямо перед собой.

– Прости, – буркнул я.

– Да ладно… – отмахнулась она.

И в этот самый момент наш разговор грубо прервали. Резкий голос из кустов скомандовал:

– Хенде хох! Вафн хинлегн! Эргип дих!

Я действовал на рефлексе – ушел в прыжке с линии огня, падая за пень. Пистолет каким-то образом сам оказался в руке – помогли вколоченные за прошедший месяц рефлексы – я ведь в алкогольный загул ушел всего три дня назад, а перед тем в тир при оружейном магазине как на работу ходил, чтобы в форме быть. Да и здесь, в этом мире, тоже, можно сказать, изрядно увлекался практической стрельбой.