Сегодня  они снимают сцены в доме, поэтому мы заходим в дверь, перешагивая через кабели  и оборудование. В комнате, в кресле-каталке сидит Дик Муллани, игравший Дедулю,  а женщина-гример молча рисует ему "кровавую рану". Перед ним стоит  старый побитый рабочий стол. Повсюду валяются ботинки, колодки для обуви,  оленьи рога, инструменты, и прочий хлам. Тогда я во второй раз запомнил улыбку  Ли.

"Здорово!"  - говорит он, или что-то в этом роде. "Отлично! Я это себе так и  представлял!"

Он  жмет руку Муллани со словами; "Вы тоже отлично выглядите!!"

Снова  вспоминаю про Золушку. До и после этого, такое выражение восторга я видел разве  что на лицах у пятилетних детей.

Хотя  если б у меня было зеркало в первый день съемок "Потерянных", я  увидел бы такое выражение и на своем собственном лице. Наверное.

Все  дело в том, что некоторые писатели вроде нас - хотя и не все, испытывают вполне  естественную радость, причем довольно часто. Мы знаем, что то, что мы делаем,  это игра. Высокоуровневая игра, дающаяся нам превеликим, как не парадоксально  это звучит, трудом. И тем не менее, это игра. И она приносит нам огромное  удовольствие. Помните Кэтлин Тернер в начале фильма "Жемчужина Нила"?  Когда она заканчивает печатать последние строки своего романа, у нее по лицу  текут слезы. Она смеется и рыдает от радости. Писатели особенно любят этот эпизод.

Потому  что иногда так и бывает.

Жизнь хороша.

И  здорово, когда кучка талантливых, энергичных людей стараются воссоздать твое  творение иными средствами. Они тоже играют. Разница лишь в том, что их игра  приводится в движение именно тобой. И когда это работает, становится чертовски  приятно во многих отношениях.

А  еще это очень похоже на то, будто тебя кто-то читает.

Игра  в чтение, разве не так?

Мне  не важно, читаете ли вы Дж. К. Роулинг, Джеймса Джойса, инструкцию "Как  вязать крючком" или "Журнал Американской Медицинской  Ассоциации". На этот раз игра заключается в том, чтобы залезть писателю в  голову. Увидеть вещи его глазами, понять его сущность и сделать его частью  себя, хотя бы ненадолго.

А  вы? Вы собираетесь постичь "Головача". Желаю вам удачи.

Это  жесткая и веселая игра.

Эдвард  Ли сделал ее такой.

С присущей ему радостью.

ГОЛОВАЧ

Головач.

Сегодня ночью у нас будет головач!

У нас будет такой охрененный головач, что  старина Тулли Наттер обосрется в своей могиле от зависти!

Он  слышал это слово во всех его вариациях много раз, но не понимал его смысла.

Головач.

Что  это?

Глаза  маленького мальчика расширились в темноте, словно распустившиеся ночные цветы.  Спрятавшись в шкафу скорчившейся, замершей тенью, он приоткрыл дверцу на  полдюйма, но так и не смог ничего разглядеть. Его мучило любопытство.

Он  должен был, должен был знать, что именно они там делают.

Он  много раз слышал, как они говорили об этом - но только едва слышным шепотом,  хитро улыбаясь и щуря глаза. Папа, дедушка, и иногда Дядя Хелтон. Так и  сегодня, когда Папа пригнал свой трактор с пастбища.

-  Этот проклятый Кодилл взял и сломал мою ограду, - ругался Папа. Дедуля оторвал глаза  от своего рабочего стола.

-  Опять?

-  Ага. Вот ведь сраное дерьмо! Пропало еще шесть овец! Господь Всемогущий, надо  что-то с этим делать!

Вот  тогда Дедуля и улыбнулся той своей недоброй усатой улыбкой. - Что мы должны  сделать, сынок, так это устроить головач.