— Молодой человек двадцати шести лет, — он повозил мобилу по полу, — который утром тридцать первого декабря… в праздник… Быстрым шагом. С целенаправленным ебалом. Рассекает по центру. Вот в этом пальто. В этом костюме. В этом галстуке. С этим, блядь, портфелем в руках. Боденшатц. Ну вот куда ты шел?
— Я шел на работу.
— Да ебанись! — ЭТОТ перестал на секунду имитировать на мобильнике начальные элементы футбольных комбинаций. — Тридцать первое число!
— У меня срочная работа.
— Срочная. И кем же ты работаешь?
— Судовым брокером.
— О! — он даже обрадовался. — И как это выглядит?
— Что выглядит?
— Ну работа твоя в чем заключается?
— Я фрахтую суда, — Вадим чуть поерзал, пытаясь ослабить боль в предплечьях: деревянные грани врезались уже невыносимо.
— Не-не! Ты объясни конкретно, — ЭТОТ, взъерошенный, неожиданно возбудившись — но не агрессивно, азартно, скорее, — мелко зажестикулировал. — Чем ты занимаешься? В чем конкретно твои действия заключаются? Ну как она выглядит, РАБОТА твоя?! Слова, слова — менеджер, брокер, фрахт, хуяхт. Не, все дико красиво, но ЧТО ЭТО КОНКРЕТНО ОЗНАЧАЕТ? На практике?
— Я нахожу владельца груза. Которому нужно в такие-то сроки туда-то и туда-то его доставить. Я нахожу перевозчика. Судовладельца, если перевозка морем. Может быть, автотранспортную фирму, если надо везти фурами. Помогаю заключить сделку…
— Погоди. Что значит — нахожу? Бегаю по городу, пристаю к прохожим — «вам груз перевезти не надо»?
— Я звоню по телефону.
— Звонишь по телефону… И что?
— Ну, в принципе — все. Звоню. Узнаю. Убеждаю. Договариваюсь. Факсую проект договора…
— То еcть ты просто весь день звонишь по телефону, я правильно понял? Вот сидишь весь день в офисе, трубку к уху — и звонишь, звонишь… И так с утра до ночи, да?
— Да.
— И так один день, второй, неделю, месяц… Ты этим сколько лет занимаешься?
— Третий год.
— Ну и что — тебе нравится? Вот такая работа?
— Да, — в Вадиме дернулась здоровая злоба. — Нравится.
— Что тебе нравится?! В кнопочки весь день тыкать?!
— Слушай, — он разом освобожденно похерил нормы психиатрической дипломатии. — Чего тебе надо вообще, а?
— Поговорить хочу. Не рыпайся так. Чего тебя стремает? — взъерошенный полез за пояс. — Это тебя стремает? — вытащил пистолет. — Окей. Давай я его уберу, — бросил пушку в свою немереную сумку. — Все. Считай, что его нет. Я хочу просто нормально поговорить. Выяснить. Так что тебе нравится в твоей работе?
— Мне нравится, — Вадим вдруг совершенно ясно почувствовал, что перехватывает инициативу, — хорошо выполнять свои обязанности.
— А ты их хорошо выполняешь?
— Да. Я их хорошо выполняю. Лучше всех в фирме.
— И ты этим гордишься?
— Я имею на это право. Я профессионал, — встрепанный псих внимательно слушал и даже вовсе не казался психом. — Я умею делать свое дело. На меня можно положиться. Я никогда не подставляю ни начальство, ни клиентов. Это плохо?
— Нет. Наверное, это хорошо… — псих потер щетину, и впрямь озадаченный. — Но тебе никогда не приходило в голову, что все равно — бред? Получать зарплату за умение говорить по телефону?
— Я получаю зарплату не за умение говорить по телефону. |