– Какая уж тут работа! – Сделал паузу, упрямо выдвинул подбородок. – А как поснедаем – снова поищем нашу жилку. Чую – она где-то рядом! – И добавил неуверенно: – Есть у меня, Петя, одна догадка… Однако дело это, как хохлы говорят, трэба разжуваты. По-нашему значит – хорошенько обмозговать.
Вернулись в укрытие, развели костер; Фомич стал разогревать оставшуюся от обеда гречневую кашу, заправив ее тушеной говядиной из последней банки.
– Может, тебе лучше завтра одному поохотиться? – предложил Петр, когда принялись за еду. – А я бы занялся работой. Все равно охотник из меня никакой!
– Ну, это мы еще посмотрим. Сам говоришь, что меткий стрелок, – не согласился Фомич. – Я ведь, Петя, могу и промазать, – хмуро признался он в том, что скрывал от напарника. – Глаз у меня верный, а вот рука, боюсь, подведет. Чего-то внутрях схватывает. Никак не проходит, как тогда зашибся.
– Но я вообще-то никогда не держал в руках охотничьего ружья, – усомнился Петр в своих способностях. – Стрелял только из мелкокалиберки и боевого оружия.
– Это неважно, ты быстро освоишься. Другого выхода нет.. Пропадем ведь, если приболею.
На том разговор закончился, и оба улеглись спать. Старик сразу захрапел; Петру, взбудораженному мыслями о богатой добыче золота, о предстоящей первой для него охоте и, конечно, о тех, кто остался в далекой Москве, никак не удавалось уснуть. Сначала перед глазами у него стояли золотые самородки, намытые им сегодня и в предыдущие дни. Он вновь любовался ими, гордясь, что сумел собственноручно добыть это богатство. Потом воображение стало рисовать ему эпизоды будущей охоты, и он заранее представлял, как мгновенно вскидывает ружье и стреляет – вот падает на землю сраженная дичь..
В конце концов, хоть и был он перегружен впечатлениями, перед его мысленным взором возникла Даша – и все отошло, растворилось… Видел он не ее саму, а ее заплаканные глаза, и смотрели они на него с горьким укором. Какой у нее несчастный вид до боли в сердце хочется ее защитить, утешить… Но тут он снова, как наяву, увидел позорную сцену ее измены – нет, никогда он этого не забудет, не простит! «Что же ты наделала, Дашенька? Мы ведь были так счастливы! – в отчаянии прошептал он, сознавая, что, несмотря на все, не в силах ее разлюбить. – Неужели подлецу Кириллу удалось соблазнить тебя богатством?! Ты ведь еще пожалеешь об этом!»
Так промучился он еще полчаса, а потом, сраженный физической и моральной усталостью, провалился в тяжелый сон.
В это самое время в Москве в популярном кабаре «Метелица» был самый разгар веселья На маленькой эстраде, заводя мужскую половину общества, резвились, подбрасывая стройные ножки и вертя соблазнительными голыми попками, танцовщицы кордебалета, в воздухе густым облаком висел табачный дым.
Неподалеку от эстрады, в уютной маленькой кабинке, веселый оживленный Кирилл усиленно ухаживал за молчаливо и равнодушно внимавшей ему Дашей. Столик был уставлен изысканной выпивкой и закуской, – о такой Петру в его теперешнем положении, не приходилось и мечтать.
Короткое эстрадное шоу кончилось, грянул джаз, и публика, разгоряченная выпитым и созерцанием обнаженных девиц, с усердием принялась танцевать. Кирилл пригласил Дашу, и она, не выказывая особой охоты, поднялась из-за столика. С трудом вписались в толпу прильнувших друг к другу пар, обнимая партнершу, Кирилл позволил рукам опуститься ниже дозволенного.
– Брось, Кир! Не тревожь ни меня, ни себя понапрасну! – шепнула ему Даша, поднимая его руку до уровня своей талии. – Пойдем лучше присядем, и ты мне наконец расскажешь, что обещал, когда пригласил провести здесь вечер. |