|
У изголовья кровати он пристроил полку, на которой стояло не менее семнадцати книг, в том числе трехтомный медицинский словарь карманного формата, красиво иллюстрированные томики о кроманьонцах, технике литья бронзового века, древних египтянах, этрусках и французской революции, книга о парусных судах, одна книга о флагах, еще одна — о животном мире тропиков, два тома Александра Дюма-старшего, мемуары Сен-Симона, поваренная книга о приготовлении густых супов, заменяющих первое и второе блюда, «Малый Лярусс» и «Памятка для охранников», в которой особое внимание уделялось правовой регламентации применения служебного оружия. Под кроватью хранилась дюжина бутылок красного вина, в том числе бутылочка «Шато Шваль Блан», которую он хранил на день своего выхода на пенсию в 1998 году. Придуманная им система электрического освещения давала Джонатану возможность сидеть в трех различных местах своей комнаты, а именно — у изголовья или в ногах своей кровати, а также за своим столиком, и читать газету, свет при этом не ослеплял и на газету не падала тень. Из-за такого количества приобретений комната, конечно, уменьшилась еще больше, она обросла изнутри подобно раковине, покрывающейся слишком толстым слоем перламутра, и стала, благодаря своему разнообразному изощренному оснащению, больше похожа на каюту корабля или на оборудованное по высшему классу купе спального вагона, чем на простую «комнату для прислуги». И на протяжении более тридцати лет она сохранила одно важное свойство: она была и оставалась для Джонатана надежным островом в ненадежном мире, она оставалась его твердой опорой, его убежищем, его возлюбленной, да, его возлюбленной, потому что его маленькая комнатка нежно обнимала его, когда он вечером возвращался домой, она грела и защищала его, она питала его душу и тело, была всегда там, где он нуждался в ней, и она не бросала его. Она действительно была тем единственным, что показало себя в его жизни надежным. Поэтому никогда ни на мгновение его не посещала мысль о том, чтобы расстаться с ней, даже теперь, когда ему было уже за пятьдесят и становилось иногда трудновато подниматься к ней, преодолевая столько ступенек, и когда его зарплата могла бы позволить ему снимать настоящую квартиру с собственной кухней, отдельным туалетом и ванной. Он сохранил верность своей возлюбленной и даже намеревался еще теснее привязать себя к ней, а ее — к себе. Купив ее, он стремился сделать свою связь с ней нерасторжимой навеки. Он уже подписал соответствующий договор с владелицей — мадам Лассаль. Стоимость комнаты была определена в пятьдесят пять тысяч новых франков. Сорок семь тысяч он уже уплатил. Оставшиеся восемь тысяч подлежали уплате в конце года. А после этого она будет окончательно его, и ничто на свете не сможет их разлучить, его, Джонатана, и его любимую комнату, до тех пор, пока их не разлучит смерть. Именно таким было положение дел в пятницу утром августа 1984 года, когда произошла вся эта история с голубем. Джонатан только что встал. Он одел тапочки и домашний халат, чтобы, как и каждое утро перед бритьем, сходить в общий туалет. Перед тем как открыть дверь, он приложил ухо к дверному полотну и прислушался, нет ли кого-нибудь в коридоре. Он не любил встречаться с соседями, особенно утром в пижаме и домашнем халате, а уж тем более — по дороге в туалет. Для него было бы достаточно неприятно обнаружить туалет занятым; мучительно ужасным для него было даже представить, что он встретит кого-нибудь из соседей перед туалетом. С ним это случилось один единственный раз, летом 1959 года, двадцать пять лет тому назад, и его охватывала дрожь при одном воспоминании об этом: одновременный испуг при виде другого, одновременная потеря скрытности намерения, в чем оно так нуждается, одновременное топтание и снова попытка подойти, одновременно вымучиваемые любезности, прошу, после Вас, о нет, после Вас, мосье, я вовсе не спешу, нет-нет, вначале Вы, я настаиваю — и это все в пижаме! Нет, он не хотел бы пережить подобное еще раз, и подобное с ним больше никогда и не случалось — благодаря его профилактическому подслушиванию. |
