Маркиза развлекала девушка по имени Ивет, назвавшаяся из патриотических соображений бельгийкой, хотя он был уверен, что девчонка родилась и выросла в Париже.

У Ивет был живой и гибкий ум, острый язычок, а также довольно приятная манера поглядывать на кавалера из-под темных густых ресниц. Возможно, этим она сразила бы какого-нибудь зеленого юнца, но маркиза, хорошо знавшего этот старый прием, раздражали и томные взоры девушки, и частые ласковые прикосновения ее холеных ручек с тонкими, изящными пальцами.

– Ах, какой вы сегодня молчаливый, милорд, – ворковала Ивет, зазывно складывая пухленькие алые губки.

Такая гримаска, без сомнения, показалась бы очаровательной неопытному клиенту, впервые приехавшему из провинции, чтобы приобщиться к заманчивым порокам столичной жизни да заодно промотать немалую часть папашиных денежек, ассигнованных на нужды просвещения своего чада.

В те благословенные времена образование джентльмена считалось незавершенным без прохождения краткого практического курса в подобном по духу, если не по рангу, заведении. Но маркиз, давно превзошедший все премудрости отношений с такого рода наставницами, с трудом подавил очередной зевок. Скука уже стала его постоянной спутницей.

– С детства не люблю всяких шарад, разыгрываемых в лицах, и любительских спектаклей, – отмахнулся он, даже не делая попыток казаться вежливым.

Ивет опять придвинулась поближе, насколько это еще было возможно.

– Мой храбрый рыцарь хочет остаться со мной наедине? – интимно замурлыкала она, переходя на французский. – Я развлеку вас куда лучше! Тем более что ужин все равно подходит к концу! – ворковала Ивет с воодушевлением, движимым неистребимой жаждой наживы.

«Таитянское празднество», которое, как догадался маркиз, было дилетантской инсценировкой довольно фривольных эпизодов, заимствованных из «Отчета о кругосветном путешествии 1773 года», принадлежавшего перу одного из спутников капитана Кука, и так подходило к концу.

– Вы же пойдете куда-нибудь со мной, мой храбрый воин? – не унимаясь, стрекотала кокотка, мешая английские слова с французскими, что, вероятно, казалось ей особенно пикантным.

Маркиз окинул празднично украшенный зал довольно трезвым взором, который он сумел сохранить в этом сборище одним из немногих. Остальные гости, отдав должное гастрономическим изыскам, являвшимся едва ли не гвоздем программы этого вечера, и без стеснения вкусив разнообразных вин, теперь возлежали в весьма непринужденных позах на удобных диванах, которым предусмотрительная хозяйка салона отводила весьма важную роль в успехе затеваемого пиршества.

Кое-кто из высокородных гостей с завидной свободой предавался общению с дамами, с которыми успел весьма коротко познакомиться еще при просмотре представления. Другая часть посетителей с умилительной простотой резвилась с полуодетыми «нимфами», которые после окончания спектакля, судя по всему, сняли с себя вместе с театральными костюмами все обязательства в отношении сохранения непорочной девственности.

Маркиз заметил, что принц оказался, как тогда говорили, «заведен» разыгрывавшимся действом и, погрузившись в довольно нехитрые развлечения, на время скинул с себя гнетущее бремя забот.

«Как жаль, что этот вечер вскоре кончится, а наутро многочисленные тяготы вновь лягут непосильным грузом на усталые плечи его высочества!» – с искренним сочувствием подумал маркиз.

Наибольшую досаду у принца и всех его искренних друзей – а таких было немало – вызывало то обстоятельство, что леди Джерси буквально наступала ему на пятки, куда бы он ни шел, и навязывала свои опостылевшие разговоры, делая попытки выяснить отношения даже в те моменты, когда его высочество вовсе не был расположен с ней беседовать. Принцу ее назойливость представлялась утомительной.