– Придумала.

– Это понятно, – улыбается Лорен. – А как вы полагаете, не мог ли профессор Свенсон, прочитав ваш роман, решить, что вы… испытываете чувства к одному из своих преподавателей?

– Мог, – говорит Анджела. – Наверное.

Неужели шесть вполне разумных мужчин и женщин поверят, что Свенсон решил завести «отношения» с Анджелой потому, что прочел об этом в ее романе, – ну что он, ненормальный подросток, на школьном дворе расстрелявший из автомата своих соучеников, адвокаты которого заявляют, что на это его подтолкнула компьютерная игра?

Лорен говорит:

– Может, на мысль о том, что профессор Свенсон хочет завести с вами особые отношения, вас навело что-либо еще?

Анджела должна подумать.

– Ну, я случайно выяснила, что он брал в библиотеке сборник моих стихов.

Так Анджеле было известно, что он читал ее стихи! Свенсон пытает­ся понять, что это может значить. Когда она об этом узнала? Давно ли? Почему ему не сказала? Но тут Лорен спрашивает:

– Как вы это обнаружили?

Я время от времени заглядываю на эту полку. Проверяю – вдруг кто взял почитать мою книжку. Никто не берет. А тут раз смотрю – ее нет на месте. И я попросила знакомого парня, который работает в библиотеке, проверить по компьютеру. Оказалось, что книжку взял профессор Свенсон. И я догадалась – что-то происходит. Я никак такого не ожидала: неужели преподавателю больше делать нечего, кроме как ни с того ни с сего брать в библиотеке книгу с твоими стишками.

Да, конечно, не ожидала. Но погодите! Неужели никто не заметил, что Анджела призналась в поступке, который, строго говоря, противо­законным назвать нельзя, но совершать не принято? Записи о выданных книгах касаются только читателя и библиотекаря. Впрочем, тут можно вспомнить о телефонных счетах, о медицинских картах. Ничего не ос­талось святого, ничего конфиденциального.

– И что вы почувствовали, – спрашивает Лорен, – когда узнали, что вашу книгу взял профессор Свенсон?

– Меня будто ограбили, – говорит Анджела. – И еще…

– Что еще?

– Я еще подумала, что если бы профессор Свенсон был – ну, не знаю, – обычным парнем и я бы узнала, что он взял в библиотеке мои стихи, я бы решила, что нравлюсь ему.

Если бы профессор Свенсон был обычным парнем? А с чего это она взяла, что человек, берущий в библиотеке книгу, проявляет тем самым сексуальный интерес? Да, конечно, в чтении чужого произведения есть нечто сексуальное: это интимное общение с автором. Однако можно же читать… к примеру, Гертруду Стайн, и это вовсе не значит, что она тебе кажется привлекательной.

– А когда вы впервые почувствовали, что профессор Свенсон хочет чего-то, выходящего за рамки отношений «студент – преподаватель»?

Да когда они в первый раз заговорили, ваша честь, когда он взглянул на нее под перезвон колоколов. В классе было полно народу, а встрети­лись их глаза. Нет, тогда он не понял, что происходит. Но теперь – по­нимает. Как это он стал романтиком? Да, приходится признать: то, ка­ким видит его комиссия – старым расчетливым развратником, – не так унизительно, как правда. Но если Анджела догадывалась, чего он хочет, почему не сказала? Объяснила бы, какие чувства он к ней испытывает, какие она к нему, и он бы не потратил столько времени, пытаясь во всем разобраться. Избавила бы его от лишних волнений, от мучительных со­мнений. Даже сейчас было бы не поздно. Но, с другой стороны, как она могла сама об этом заговорить? Как могла затронуть такую тему? Ведь он преподаватель, а она студентка.